Франсуа Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль — III

Я не стану вам подробно объяснять, каким образом сок пантагрюэлиона, отжатый и влитый в ухо, убивает всех паразитов, которые завелись там от загрязнения, и вообще всякое живое существо, какое бы туда ни заползло.

Если вы подольете этого соку в ведро с водой, то у вас на глазах вода тотчас как бы створожится — столь сильное оказывает он действие; такая створоженная вода полезна для лошадей, которые страдают коликами и вздутием.

Корень пантагрюэлиона, сваренный в воде, умягчает стянутые сухожилия и делает подвижными плохо сгибающиеся суставы, помогает от застарелой подагры и уродующего ревматизма.

Если вам нужно как можно скорее залечить ожог — все равно: от кипятка или же от пламени, — то не прибегайте ни к каким инструментам и ни к каким лекарственным составам, а возьмите сырого пантагрюэлиона, прямо с поля, да почаще его меняйте, чтобы он не присыхал к ране.

Без него всякая кухня покажется невкусной, всякий стол — не стоящим внимания, хотя бы он был уставлен всеми возможными изысканными блюдами, всякое ложе — верхом убожества, хотя бы оно сверкало золотом, серебром, янтарем, слоновою костью и порфиром.

Без него не в чем было бы возить на мельницу зерно, а оттуда привозить муку. Без него в чем бы адвокаты доставляли дела в суд? Как бы доставлялся гипс в мастерские? Без него как бы доставалась вода из колодцев? Без него что бы делали письмоводители, переписчики, секретари и протоколисты? Разве без него не исчезли бы налоговые списки и записи ренты? Разве без него не прекратилось бы благородное искусство книгопечатания? Из чего бы делались подрамники? Как бы звонили колокола? В него облекаются изиаки, в него наряжаются пастофоры, весь род людской прежде всего прикрывается им. Все шерстоносные деревья серов, хлопчатники острова Тилоса в Персидском море, арабская кина, мальтийская лоза не одели столько народу, сколько одно это растение. Оно лучше всякой кожи защищает войска от холода и от дождя, прикрывает театры и амфитеатры от жары, опоясывает леса и перелески на радость охотникам, окунается в воду, и в пресную и в морскую, на пользу рыбакам. Благодаря ему вошли в употребление различные фасоны сапожков, полусапожек, сапог, гамаш, ботинок, туфель, туфелек, шлепанцев, башмаков. Благодаря ему натягиваются луки и арбалеты, благодаря ему изготовляются пращи. И, как если б то было растение священное, вербеновое, чтимое манами и лемурами, без него тела умерших не предаются земле.

Я вам больше скажу. При помощи этого растения существа невидимые видимо улавливаются, задерживаются, захватываются и как бы в темницу заключаются; как скоро их улавливают и задерживают, тот же час огромные и тяжелые жернова начинают легко вращаться к явной выгоде для рода человеческого. Меня удивляет одно: как это древние философы на протяжении стольких веков не додумались до такого чрезвычайно выгодного способа, меж тем как на тогдашних мукомольнях приходилось затрачивать усилия сверхъестественные.

При помощи того же растения, задерживающего воздушные волны, громадные оркады, просторные таламеги, могучие галлионы, хилиандры и мириандры снимаются с якоря и движутся по воле кормчих.

Благодаря тому же растению неведомые нам прежде народы, с которыми мы в силу природных условий, казалось, вечно будем разобщены и разъединены, ныне прибывают к нам, а мы к ним, а ведь это не под силу даже птицам, несмотря на всю легкость их оперения и несмотря на их способность плавать в воздухе, дарованную им самою природою. Тапробана увидела Лапландию; Ява увидела горы Рифейские; Фебол увидит Телем; исландцы и гренландцы изопьют вод Евфратовых; благодаря ему Борей видел обиталище Австра, Эвв посетил Зефира. Силы небесные, божества земные и морские — все ужаснулись при виде того, как с помощью благословенного пантагрюэлиона арктические народы на глазах у антарктических прошли Атлантическое море, перевалили через оба тропика, обогнули жаркий пояс, измерили весь Зодиак и пересекли экватор, видя перед собой на горизонте оба полюса.

Боги Олимпа воскликнули в ужасе: «Благодаря действию и свойствам своей травы Пантагрюэль погружает нас в столь тягостное раздумье, в какое не погружали нас даже алоады. Он скоро женится, у него народятся дети. Изменить его судьбу мы не в состоянии, ибо она прошла через руки и веретена роковых сестер, дочерей Необходимости. Может статься, его дети откроют другое растение, обладающее такою же точно силой, и с его помощью люди доберутся до источников града, до дождевых водоспусков и до кузницы молний, вторгнутся в области Луны, вступят на территорию небесных светил и там обоснуются: кто — на Золотом Орле, кто — на Овне, кто — на Короне, кто — на Лире, кто — на Льве, разделят с нами трапезу, женятся на наших богинях и таким путем сами станут как боги».

Тогда боги порешили созвать совет и обдумать, как 6ы это предотвратить.

Я рассказал вам о вещах необыкновенных и поразительных; если же вы решитесь поверить еще одному божественному свойству священного пантагрюэлиона, я вам расскажу и о нем. Впрочем, поверите вы или нет — это мне безразлично; мне важно поведать вам истину. Истину я вам и поведаю. Однако ж, прежде чем до нее добраться, а путь к ней довольно опасен и труден, я задам вам один вопрос: если я налью в бутылку две котилы вина и одну котилу воды и все это хорошенько смешаю, сумеете ли вы потом отделить их? Сумеете ли вы разъединить их так, чтобы в воде не оказалось вина, а в вине воды и чтобы сохранилось прежнее количество и того и другого? Или так: если возчики и корабельщики, доставляющие вам такое-то количество бочек, пип и бюссаров гравского, орлеанского, боннского и мирвосского вина, дорогой их откупорят, половину выпьют и дольют водой по примеру лимузинцев, которые возят аржентонское и санготьерское вина, то удастся ли вам потом отцедить всю воду? Удастся ли вам очистить вино?

Я знаю, вы мне укажете на воронку из плюща. Ваша правда, об этом уже писали, это подтверждается многочисленными опытами. Вам это известно. Но кто ничего про воронку не слыхал и никогда ее не видел, тому это покажется невероятным. Пойдем дальше.

Живи мы с вами во времена Суллы, Мария, Цезаря и прочих императоров римских или же во времена древних друидов, сжигавших трупы родичей своих и вельмож, и захоти вы хлебнуть доброго белого вина, настоянного на пепле ваших жен и родителей, как это сделала Артемизия с прахом своего супруга Мавзола, или же сохранить пепел в целости в урне или в ковчежце, то как бы вы отделили пепел мертвеца от пепла костра? Отвечайте! Клянусь жестью, вы бы попали в затруднительное положение. Я вас из него выведу. Я вам вот что скажу: возьмите-ка вы дивного пантагрюэлиона — столько, сколько нужно для того, чтобы покрыть тело умершего, как можно лучше заверните в него это тело, как можно крепче обвяжите и зашейте и бросьте в самый сильный, в самый жаркий огонь. Огонь сквозь пантагрюэлион сожжет и испепелит тело и кости, а сам пантагрюэлион не истлеет, не сгорит, не потеряет ни единого атома из пепла, находящегося внутри него, и не пропустит ни единого атома из пепла костерного, и выйдет он в конце концов из огня еще прекраснее, еще белее, еще чище, чем когда вы его бросали в костер. Потому-то и назвали его асбестом. Его сколько угодно в Карпазии и под Диасиеной, и он там очень дешев. Неслыханное дело, удивительное дело! Всепожирающее, всеистребляющее и всесжигающее пламя очищает и белит только карпазийский асбест-пантагрюэлион. Если вы мне не поверите и, подобно иудеям и прочим маловерам, потребуете подтверждений и наглядных доказательств, то возьмите сырое яйцо и оберните его в божественный пантагрюэлион. Обернув, положите его в какой угодно сильный и жаркий огонь. Продержите его там сколько угодно. В конце концов яйцо сварится, испечется и сгорит, а священный пантагрюэлион останется цел и невредим и даже не нагреется. На этот опыт вы израсходуете меньше пятидесяти тысяч бордоских экю, без одной двенадцатой части питы. Не сравнивайте пантагрюэлион с caламандрой — это ошибка. Я допускаю, что горящий пучок соломы ее живит и веселит. Но поверьте, что в большой печи она, как и всякое другое животное, задохнется и сгорит. Это мы знаем по опыту. Гален давным-давно доказал это и обосновал в кн. III De temperamentis [86], и такого же мнения придерживается Диоскорид (кн. II).