Мифы, предания, сказки хантов и манси

Следующие разделы обеих частей сборника непосредственно связаны с актуальными верованиями обских угров (№ 54-78, 159-177). В них включены рассказы, в которых нашли отражение представления хантов и манси о духах, о шаманах, о душе и судьбе умерших, о сверхъестественных существах, обитающих в заброшенных жилищах, водоемах, тайге и т. д.

Среди этих текстов встречаются как былички, так и бывальщины. Былички либо рассказываются очевидцами, либо в них излагаются события, происшедшие с какими-либо другими конкретными лицами. В последнее время рассказчики, особенно молодые, стали указывать источником информации не отдельных лиц, а ссылаться на "хантов", имея и виду старшее поколение (см., например, № 58). Считается, что все описываемые в этих рассказах события имели место а действительности, хотя, с нашей точки зрения, реальные факты часто переплетаются здесь с фантастикой. В архивных материалах В. Н. Чернецова имеется такая запись: "В Нижних Нарыкарах я встретил старика И. П. Яркина, который в присутствии взрослых и детей убежденно рассказывал о том, как он однажды повстречался с одноголовым менквом" [И, № 869, д. 38, л. 49]. Подобную убежденность в реальности своих рассказов высказывали и наши информанты.

Былички, вошедшие в сборник, за редким исключением, относятся к мифологическим, по терминологии Е. М. Мелетинского [76].

Если в быличках человек лишь фиксирует присутствие духа или сверхъестественного существа либо слегка соприкасается с ним (причем для ее героя этот контакт бывает, как правило, вынужденным: в отличие от героя мифа или сказки он не стремится помериться с ними силами), то в бывальщинах герой вступает с этими существами в непосредственный контакт и даже противоборство. В них повествуется о посещении иных миров, удачных или неудачных браках, взаимных услугах или состязаниях. Многим из этих рассказов присущ нравоучительный пафос, они истолковывают правила поведения, преследуют воспитательные цели.

В рассказе о путешествии семьи шаманов на небо (№ 55) отражены представления о его чистоте: туда можно попасть только с новыми, чистыми вещами (согласно религиозным верованиям хантов, жертвы небу и небесным богам должны быть белого цвета). В рассказе "Обиженный огонь" (№ 54) на первый план выступает нравоучительный аспект: как дорого приходится платить человеку за нарушение правил обращения с этим важнейшим "существом".

Рассказ "Музыкальный мыс" (№ 57) бессюжетен, это, собственно, этнографическое сообщение. Но он представляет интерес для понимания значимости музыки как части устного народного творчества. Умение играть на музыкальных инструментах изображается как сверхъестественный дар, связанный с миром духов. Подобные воззрения проступают и в других текстах нашего сборника (см., например, № 66).

Рассказы о встречах с мамонтами Вэс (№ 58, 59) интересны тем, что в них выражено разное отношение к описываемым событиям и тем самым раскрывается судьба фольклорной традиции. Один из них ведется от первого лица, т. е. это своего рода "первоисточник". Но "очевидец" — это молодой хант, окончивший школу, и он критически относится к рассказам стариков, считает их преувеличениями. Он находит компромиссное решение: "Вэс может заглотить целый пароход — ханты говорят, старики. Они неграмотны, я в это не верю. Но лодку перевернуть Вэс может". В другом случае рассказу придан юмористический оттенок, отвлекающий внимание слушателей от главного события — встречи с Вэс — и тем самым понижающий значение этого факта.

Особую тематическую группу образуют рассказы о контактах живых с миром мертвых, иллюстрирующие представления хантов и манси о смерти и последующей судьбе умершего. Мысль о том, что умерший продолжает существовать и с ним (его душой) можно встретиться, отражена в текстах № 60-62, 64-66, 162-163, 165. Из них следует, что умершие (их души) продолжают вести обычный образ жизни: едят, пьют вино, играют на музыкальных инструментах, имеют своего шамана и т. д. Вместе с тем мир мертвых противопоставляется миру живых не только внешними условиями ("когда у вас ночь, у нас день"), но и в социальном плане. Впрочем, последний момент объясняется скорее не традиционными верованиями, а заимствованными идеями (например, идея возмездия).

Еще одна группа текстов посвящена "лесным людям" (№ 69-72, 169, 170). Они известны под разными именами: мис, миш, Унху, Вор-лунк и др. У манси различаются Вор-Мис-нэ "Лесная женщина Мис" и Вит-Мис-нэ "Водяная женщина Мис". Иногда рассказчики называют их духами, но чаще подчеркивается, что это "такие же люди, как мы". События в рассказах развиваются практически по одной схеме: герой (героиня) встречается с лесной или водяной женщиной (мужчиной), которые уводят человека в лес либо приходят к нему в дом и выступают в качестве "чудесного супруга". Обычно человек стремится обратно домой, его отпускают и награждают охотничьим счастьем, но вскоре после этого он умирает.

У хантов и манси существует большой цикл рассказов о менквах (Сэвс-ики) — сверхъестественных существах, считавшихся в некоторых районах родителями лесных людей. В рассказах повествуется о встречах людей с этими существами. В нашем сборнике одна часть рассказов помещена в группе текстов об Эква-пырисе (Альвали), а другая — в разделе, где действуют обычные люди. Из них становится ясным, какими рисовались в воображении народа менквы — Сэвс-ики — и их взаимоотношения с людьми. Но наиболее распространенному мнению, это антропоморфные существа, однако в некоторых хантыйских рассказах проступают зооморфные черты менквов (№ 73, 75). В фольклоре северных обских угров менквы тесно связаны с медведем. Прекрасной иллюстрацией этому служит мансийский рассказ "Человек с реки Казым" (№ 166). Основной его смысл сводится к запрету присутствовать на фратриальных медвежьих обрядах представителям другой экзогамной половины, в данном случае — зятю. Нарушителя уносят с праздника менквы и по распоряжению Ялп-ус-ойки едва не доводят своими танцами до смерти. В тексте № 73 менкв самостоятельно наказывает человека за то, что тот мучает зверей, т. е. за нарушение экологического запрета.

Один из хантыйских текстов (№ 76) интересен в жанровом отношении. Это диалог человека и Менк-ики, состязание в отгадывании загадок. Как эпизод он встречается и в мансийском тексте (№ 172). Обращает на себя внимание, что у манси менквы рисуются менее враждебными по отношению к людям, чем у хантов.

Менкв, излюбленный персонаж хантыйских и мансийских суеверных рассказов, фигурирует и в сказках. Впрочем, грань между ними и сказками не всегда легко провести. В нашем сборнике раздел сказок условно начинается с № 77 (ханты) и № 179 (манси). Одни сказки включают национальные мифологические мотивы, другие являются переработкой заимствованных сказок, в которые введены элементы и приметы исконного быта и мировоззрения; некоторые тексты совмещают в себе то и другое. К лучшим образцам обско-угорской сказки в нашем сборнике можно отнести текст № 88 ("Подобно Осиновому Листу Верткий Муж").