Сергей Шаргородский - Visum et Repertum [Документы первых вампирических расследований c приложением некоторых известий о вруколаках, протовампирах и ревенантах]

Именно поэтому такую сенсацию произвел поток известий о вампирах, хлынувший в Европу в начале XVIII в. и вскоре превратившийся в истинную вампирскую эпидемию. Волна вампиромании, которую Ролан Вильнёв сравнивает с «психическими эпидемиями средневековья» [11] Вильнёв, Р. Оборотни и вампиры. М., 1998. С. 102. , имела свои причины, ареал зарождения, временные рамки и «нулевых пациентов». Датой ее начала следует считать 12 сентября 1683 г., когда армии христианских держав под командованием Яна III Собеского нанесли сокрушительное поражение осадившим Вену турецким силам. В течение пяти лет Австрия захватила восточную Венгрию, Славонию, Банат и Белград, а после победы войск Евгения Савойского над турками в битве при Зенте (1697) присоединила к своим владениям Трансильванию и значительную часть Венгрии и Славонии. По Пожаревацкому мирному договору 1718 г. к империи Габсбургов отошли северная Сербия, Малая Валахия, северная Босния и другие территории (владения в Сербии и Валахии Австрия была вынуждена возвратить туркам после поражения в войне 1737-1739 гг.).

По сути, мы говорим здесь об ареале зарождения вампирской эпидемии: на отбитых у Османской империи землях просвещенная Европа, в лице своей бюрократии и науки, непосредственно столкнулась с упирами, стригоями, мороями и вампирами. Участие австрийских чиновников и военных медиков в расследованиях случаев «нулевых пациентов»: Петра Плогойовица (Петара Благоевича) в 1725 г. и Арнонда Паоле [12] В более поздних источниках встречаются такие варианты этого имени, как Арнод Паоле, Арнольд Пауль, Арнонт Паоле, Амонт Паоле и т. д. По одной из теорий, речь идет об испорченном «арнаут Павел» — «албанец» или «наемный солдат» Павел. в конце 1731 — начале 1732 гг., придало весомость экзотическим и пугающим известиям о вампирах [13] В вязи с этими случаями можно более точно указать очаг зарождения западноевропейской «вампирской эпидемии»: это восточная и центральная часть современной Сербии. . Повышенное бюрократическое внимание к поверьям и суевериям темных крестьян диктовалось вполне рациональными соображениями: захваченные местности в Сербии служили буферной зоной в рамках подчиненной венскому Гофркригсрату институции военной границы (Militärgrenze) между Османской и Габсбургской империями. Последнюю они защищали не только от военных атак, но и от эпидемий различных болезней, терзавших время от времени турецкие земли, в том числе чумы — так что австрийским военным хирургам приходилось тщательно расследовать случаи необъяснимых смертей [14] Petersen, N. К. Visum et repertum (http://magiaposthuma.blogspot..com/ 2008/09/visum-et-repertum.html). См. также Grothe, S. Der Einfluß der Seuchen auf die Entstehung des Vampirmythos im Spiegel der Leipziger Vampirdebatte 1725–1734. Med. Diss. Köln, 2001 и диссертацию Mezes, A. Insecure Boundaries: Medical experts and the returning dead on the Southern Habsburg borderland. Central European University, 2013. .

Тему вампиризма подхватили ученые и теологи, интересовавшиеся оккультными вопросами. В июле 1725 г. в австрийских, а затем немецких газетах появились копии отчета камерал-провизора Фромбальда о случае Плогойовица; будущий пастор Михаэль Ранфт мгновенно включил его в диссертацию, представленную 27 сентября 1725 г. в Лейпцигском университете. Эта диссертация легла в основу его книги De Masticatione mortuorum in tumulis («О жующих мертвецах в могилах», Лейпциг, 1725), которую Ранфт выпустил несколькими расширенными изданиями, заканчивая немецким «Трактатом о Жующих и Чавкающих в Гробах Мертвецах, который раскрывает истинную Природу сих Венгерских Вампиров и Кровососов» (Лейпциг, 1734), содержавшим обсуждение вопроса о вампиризме [15] Tractat von dem Kauen und Schmatzen der Todten in Gräbern, worin die wahre Beschaffenheit derer Hungarischen Vampyrs und Blut-Sauger gezeigt… Leipzig, 1734. Термин «вампир» Ранфт использовал с 1728 г., но в основном рассматривал нахцереров. См. Introvigne, Antoine Faivre, с. 598; Vermeir, К. Vampires as Creatures of the Imagination: Theories of Body, Soul, and Imagination in Early Modem Vampire Tracts (1659–1755) // Diseases of the Imagination and Imaginary Disease in the Early Modem Period. Turnhout, 2012 (PDF, c. 11–12). .

Истинной вершиной вампирской эпидемии стал 1732 г., когда европейскую печать облетел Visum et Repertum, самый знаменитый исторический документ, связанный с вампиризмом — протокол расследования вампирической вспышки в деревне «Медвегие», якобы вызванной Паоле.

Как помнит читатель, Паоле и Плогойовица мы назвали выше «нулевыми пациентами» вампирской эпидемии, однако многие считают первым «официальным» и названным по имени европейским вампиром Юре или Джуре Грандо, истрийского крестьянина из деревни Кринга, умершего в 1656 г. О посмертных похождениях Грандо подробно рассказывает Янез Вайкард Вальвазор (Иоганн Вейхард фон Вальвазор, 1641–1693) в своем монументальном историческом труде «Слава герцогства Крайна» (Нюрнберг, 1689). Согласно его рассказу, Грандо долго не давал покоя жителям деревни, бродил по ночам, приставал к женщинам и насиловал собственную вдову. Наконец, решено было покончить с вампиром. Священник Михо Радетич и несколько крестьян, вооружившись распятием, светильниками и колом из боярышника, отправились на кладбище и раскопали могилу Грандо. В ней обнаружился прекрасно сохранившийся, улыбающийся труп. Попытались было пронзить труп колом, но кол отскочил от тела. Тогда священник поднес к лицу мертвеца распятие и вскричал: «Гляди! ты, стригон! Вот Иисус Христос! Он спас нас от адских мук и умер за нас. И ты, стригон, не будешь знать покоя!» При этих словах из глаз вампира покатились слезы. Затем один из крестьян, Миколо Ньена, опасливо попробовал дотянуться до тела мотыгой и отрубить голову вампира; все было напрасно. Только смелый Стипан Миласич нашел в себе силы подобраться поближе и отделить голову стригона от тела. Могилу вновь закопали, и после этой операции в деревне воцарился мир [16] Valvasor, J. W. Die Ehre deB Herzogthums Crain. Nürnberg, 1689. T. XI. C. 317–319. Вальвазор замечает, что таким образом жители Истрии и окрестностей обычно расправлялись с беспокойными мертвецами и что «не так давно» труп некоего венецианца также был пронзен колом. .

Вампир. Литография Р. де Морена из книги П. Феваля «Les tribunaux secrets» (1864).

В истории с Грандо, тем не менее, термин «вампир» не употребляется (впервые он был применен к Плогойовицу), да и история эта была не так известна, хоть ее и популяризировал Францисций. Следовательно, невольными виновниками вампирской эпидемии действительно приходится считать Плогойовица и особенно Паоле — как наиболее документированный случай. «Вспышка в Медвегие и вызванные ею оживленные научные дебаты стали „часом Вампира“, то есть в точности тем моментом, когда вера в вампиров проникла в западноевропейское сознание» — справедливо замечает Сюзанна Корд [17] Kord, S. Murderesses in German Writing, 1720–1860: Heroines of Horror. N. Y., 2009. C. 46. Кройтер также считает случай Паоле «началом вампирической дискуссии века Просвещения» (Kreuter, P. М. The Role of Women in the Southeastern European Vampire Belief // Women in the Ottoman Balkans: Gender, Culture and History. London, 2007. C. 232). . Если исходить из этих соображений, лавровый венок или терновый венец вампирского первенства, пожалуй, следует присудить «арнауту» Паоле. По словам А. Мезеса, именно «случай печально известного гайдука Арнольда Паоле пробудил всеевропейский интерес к вампиризму не только среди широкой публики, но и среди просвещенной элиты» (Mezes, op. cit, с. 32).