Василий Старостин - Русь Богатырская: былинные сказания

Отвечала Настасья Микулична:
«Ай. ты смелый, Алёша Леонтьевич!
Ты пойди с добра с моего двора!
Прождала я Добрынюшку из поля шесть лет —
Прожила я всю заповедь мужнину.
А теперь я кладу ещё женину.
Буду ждать я Добрыню и ещё шесть лет!
Не придёт, не вернётся Добрынюшка —
А тогда моя воля вольная:
Порешу — захочу, то и вдовой живу!
По-иному задумаю — замуж пойду!»

Тут Алёшенька — он невесел стал,
На прощанье сердитое слово сказал:
«Хоть туляешься, Настасья, ты виляешься,
За иного-то замуж не достанешься!
Будешь ты за мной, за Алёшею».

Как прошло поры-времени двенадцать лет,
Тут Алёшка опять приходил-твердил:
«Я вернулся, говорит, из поля чистого.
Находил я там Добрыню Никитьевича:
Там лежит Добрыня в поле поизрублен весь!
Он лежит-то, Никитич, поиссечен весь!
Не дождать тебе его, Настасьюшка!
Выходи за меня во замужество!»
Отвечала Настасья Микулична:
«Не пойду за тебя во замужество!»

Не пошла она своею волею,
Увели её насильно силою!
Ведь сам тут был сватом Владимир-князь.
Говорил он ей таковы слова:
«Молодая Настасья Микулична!
Не пойдёшь ты добром, своею волею,
Приневолим тебя и неволею
За Алешёньку замуж за Поповича...
Буде станешь упираться, я власть покажу:
Не позволю тебе жить во Киеве —
Я отдам тебя за татарченку,
За лихого выдам за татаровича!»

«А пойду я хоть и за татарченку!
Не пойду за Алёшку Поповича!»
Да не вышло, Добрынюшка, по-ейному!
Прямо брали её за руки белые:
Уволили во церковь соборную —
Повенчали с Алёшей Поповичем.
Повенчали-то, может, час назад!
А теперь там пировля развеселая...
Отказалась я туда и на пир идти!»

Говорит Добрынюшка Никитьевич:
«Мы с Алёшенькой в чистом полюшке
Ведь крестами менялись-браталися.
Ано младший брат да у большего
Взял уводом-насильем жену увёл!
Уж ты свет, государыня матушка,
Ты неси моё платье скоморошное.
Ты найди мои гусельки яровчатые,
На которых я на свадьбе Настасье играл!»

Отправился Добрыня на свадьбу ту.
А в палаты не пускают скомороха на пир.
От ворот оттолкнул он приворотничков.
От дверей отпихнул он придверничков.
Все железные крючки повыломал.
Он все цепи-затворы на порыв порвал.
Заявился скоморох на почестный пир.
И поклоны ведёт там по-писаному;
Разговор ведёт по-очестливому:
«Укажите мне, люди добрые,
Где тут место моё скоморошное?›

Шептуны тут Владимиру нашёптывают,
Всё наушники князю наушничают,
Наговорники наговаривают:
«Как он шёл, скоморох, Владимир Солнышко?
Он шёл-заходил, не докладывал!
Он сторо́жу всё поотпихивал!
Он замки, все запоры повыламывал!»

А гусляр тронул струны золочёные,
Звонко струночки на гусельках заструнели —
Услыхал-позабыл князь нашёптыванья:
Усадил он матерого скоморошину
На почётное место скоморошное.
Говорил этот пришлый скоморошина:
«Гой еси, князь Владимир стольнокиевский!
Ты дозволь мне сыграть игру первую,
Песню звонкую про святую Русь!›

Заиграл Добрынюшка Никитьевич —
Ой, да все на пиру приуслушались,
Молодые скоморохи приудумались:
«Ай, игры такой мы не слыхивали.
Ай, пенью такому не воймовали [28] Воймовать— внимать, внять. !
Ай, такого гусляра мы не видывали!»
А Настасья сидит свет Микулична,
Про себя такову думу думает:
«Ох, игра-то мне знакомым-знакома!
Ох, голос у певца — мне родным-родной!»

Доиграла-вопросила скоморошина:
«Володимир — князь стольнокиевский!
Ты дозволь мне сыграть и вторую игру‚
Чтоб потешить мне князя Алёшеньку!»

Заиграл Добрыня развесёлую:
Удалую-боевую-пересмешливую.
А гости все запосмеивались,
Дружным хохотом расхохоталися.
Лишь один только жених сам Алёшенька
Песню слушает да сам хмурится!
Хмуро хмурится, сильно сердится!
А игра-то была ну игровиста:
Сами ноги под неё в перепляс идут!
Под ту игру скоморохову
Сам Владимир-князь да пустился в пляс!
А Настасья-то свет Микулична
Всё глядит на скомороха, думу думает:
«А похож скоморох на Добрынюшку —
Он игрой, он ухваткой, он и пеньем своим!»

Позакончил весёлую игрец-веселец.
«Ты дозволь, князь Владимир, и ещёжды сыграть —
Мне потешить княгинюшку Настьюшку!»

Заиграл скоморох песню долгую.
Невесёлым заиграл, грустным наигрышем.
Он пел, он звенел: струны плакали!
У весёлых гостей слёзы капали!
Пел Добрыня — скоморох на пиру в тишине.
Пел о верности он, о братской дружбе пел.
О жене, о разлуке, о далёких путях...
И рыдали-горевали струны звончатые...
Струны звончатые с говорочиком...
Слёзы льются из очей ручеёчиком...
Позабыла Настасья Микулична
Про Алёшу, про свадьбу, про Владимира.
Устремилася очами в скоморошину.
Эта песня-душа — вся Добрынюшкина!
Только сам-то скоморох — не Добрынюшка он!

Кончил песню Добрыня печальную.
Говорил тогда Володимир-князь:
«Уж ты гой еси, удалой скоморох!
Мы ведь песен таких ещё не слыхивали,
Кроме как от Добрыни Никитьевича!
Да сложил наш Добрыня буйну голову,
В чистом поле пал наш Никитьевич!
Хоть печальная песня, скоморох, твоя
Пропевалася не ко времени:
Не ко свадьбе-веселью, не к гулянью она,
Да испей, скоморох, чару полную
От меня во здоровье князей молодых!»

Тут встал-наливал сам Владимир-князь
Чару полную зелена вина.
Разводил он медами стоялыми
Да с поклоном подносил скоморошине.
Чару брал скоморох, только пить не стал.
«Ты, Владимир—князь стольнокиевский!
Принимаю от тебя подношеньице
За награду, за дар великий княжеский!
А хотел бы и сам сделать нынче я дар
Обручённой княгине Настасьюшке.
Только нечем дарить скоморошине:
Ни именья, ни гроша — только гусли да душа!
А дарил бы душу — ей душа не нужна!
А дарил бы я гусли — не гуслярка она!
У меня нет другого подарочка,
Чем моя дорогая эта чарочка!
Ты дозволь, Володимир Красно Солнышко,
Подарю я Настасье этот дар дорогой!»

Золотой перстенёк, да по тайности,
Опустил в чару пенную Добрынюшка.
Подавал-говорил он Настасьюшке:
«Ты, княгинюшка обрученная!
Ты прими от скомороха забродящего
Дорогой мой такой вот подарочек:
Эту чару прими зелена вина!
Если хочешь добра — так пей до дна!
А не хочешь добра — так не пей до дна!»

Молодая Настасья чару пенную
Принимала-выпивала до донышка.
Прикатился к устам золотой перстенёк:
Обручальный-венчальный перстенёчек тот!
Им с Добрыней она поменялася!
Им с Добрыней она обручалася!
Им Настасья-то обещалася
Одному быть верной Добрынюшке!