Михаил Кочнев - Миткалевая метель

Они ему про свое горе и скажи. Герасим — тот не больно убивается:

— Ладно, только бы доехать, а там еще натку, были бы руки.

Петр за другую вожжу тянет:

— Баба со свету сживет. Не знаю, чем обороняться. — И просит он Березового хозяина: — Дедушка, а дедушка, не выручишь ли ты нас из прорухи? Вон у тебя сколько добра, а уж мы тебе после соответствуем всей нашей душой.

Березовый хозяин подумал, подумал, прищурился, пригляделся к Петру и советует ему:

— Ты, коли нужда будет, делами соответствуй, а душу свою побереги — понадобится. Душа-то у человека одна — и надо ее употребить на то дело, которое не меньше души стоит. А я, раз у вас ухабина такая, и за спасибо помогу. Вижу, мужики вы, кажись, степенные, в деле моем не напортите, — открою я вам тайну, только об этом ни матери, ни отцу не рассказывайте. Полотен у меня горы. А на торжки таскаться мне заказано. Кем заказано, лучше не пытайте: не поведаю. Так вот, даю я вам тканья по тележке. Свой промах и загладите. Ба-бы вас журить не станут. А на другом Торжке к вашему миткалю подступу не будет. Только, чур! — на чужие руки шибко-то не полагайтесь, а сами старайтесь, работайте. И еще вам говорю: и впредь по ночам я на своем посту, на этом месте, орудую. Вы на торжок-то норовите ночью ехать, по луне. К вашему товару я добавлять стану. Мзды с вас никакой не возьму. Но, если кто из вас самый смертным грех на земле сотворит, от такого отворочусь. И все блага ему слезами отплатятся.

— А какой грех? Ты нас научи, — Герасим с Петром добиваются.

Не стал учить их Березовый хозяин:

— Сами догадайтесь… До села ехать далеко — пока едете, от нечего делать подумайте. Да и каждый день, ложась и вставая, в памяти мой наказ держите. А теперь возьмите по вязанке моего полотна.

Встал это он, подошел к березе в мужицкий обхват. А береза белая-белая, ни пятнышка на ней, ни блошки. Вышина — глянешь на маковку, голова кружится.

— Пощупайте кожуру — какова?

Герасим с Петром пощупали:

— Миткалевая, самая настоящая!

— Вот это и есть мое богатство. А теперь научу, как это тканье в куски складывать.

Вынул ножик, вырезал из березы ленту. Лента, словно со стана снята, как миткалевая. Приказывает Герасиму:

— Ты становись к этой березе, сматывай кусков сколько тебе надобно.

Петра к другой березе подвел. Тоже, как ленту следует брать, обозначил. Сам к третьей березе встал. Пошло дело. Герасим на свою кучку кладет куски, Петр на свою, а Березовый хозяин — один кусок Герасиму бросит, другой Петру, обоим поровну.

На тележки носить пособил. Наклали миткалей — гора вровень с дугой.

— Ну, езжайте потихоньку-полегоньку, а я свою работу докончу.

Поехали Петр с Герасимом. Герасим на возу полеживает да на дугу поглядывает, а Петр место примечает — где, в случае, деда искать. Место выпало приметное, лучше быть не надо: над дорогой молодая береза дугой согнулась. Видать, буря за непокорство взяла ее за зеленые вихры, до самой земли наклонила да так и оставила. А чуть поодаль старая высокая береза с дуплом стоит; дупло такое, что твое капустное корыто, в него человек, не сгибаясь, войдет. «Место приметное, — смекнул про себя Петр, — можно случаем и лишний разок сюда наведаться».

Едут они оба дорогой, на бел-полотне полеживают, сами раздумывают. Какой же такой самый смертный грех? Думают, думают, никак не придумают. Мало ли что в жизни бывает, на каждый раз не упасешься. Где кого словом зря обидишь, где душой покривишь. Мало ли что…

Приехали домой.

— Завозно, — говорят, — на торжке товару всякого горы, с полными коробами вернулись.

Бабы-то не больно обиделись. Благо, поклажа цела, не прображничали в трактире.

Неделя прошла. Повезли свою кладь Герасим с Петром на торжок в Парское. Не успели в ряду встать, увидели у них миткаль — прямо-таки нарасхват. Товар добротен, да и в цене не дорожат. Правда, Петр на грош побольше брал, чем Герасим.

На базаре уж ни души, все лавки давно заперты, а Петр с Герасимом только лошадей подсупонивают. Не торопятся. Хотят по луне на Березового хозяина угадать.

Поехали. Герасим песни попевает. Петр всю дорогу словом не обмолвился, как языка лишился. Мутит мужика. Вспомнил он слова дедушки про самый смертный грех.

И думает Петр: «Пожалуй, мне больше никакой поблажки не будет. Согрешил я: вчера стариков — отца с матерью — ни за что ни про что обругал да жену побил».

Луна клубьем выплыла. В лесу светло, как днем. Тихо. Ветка не шелохнет. Березы белым-белы стоят. Едут мужики. Вот и береза дугой над дорогой висит, и дупло с корыто поблизости. Тпру, стой! Примета. Лошадей повернули к березе. Сами — в лес. А дед на своем месте: полотна складывает, счет кускам ведет.

— Как побазарили? — первым делом спрашивает.

— Да слава богу! — мужики в ответ.

— Вот и славно. А заветку мою не забыли? — допытывается старик.

Герасим сел на пень, отвечает за себя:

— Не знаю, как вон Петр, а я пока не то что человеку — воробью под застрехой и то вреда не чинил.

Петр краснеет, пыхтит, дуется, не знает, сознаться или нет; может, старик и не проведает — не придут же к нему отец с матерью жаловаться в лес! А самому старику откуда узнать?

Удумал Петр утаить:

— Да и я, батенька мой, воды даром не взмучу. Живу тихо, мирно. Базарю по чести. Так что вроде вины никакой не значится.

— Ну и гоже! — старик в ответ. Только немножко поморщился, словно его комар укусил. — Берите товару на добро-здоровье.

Те наклали по целой тележке, сто раз спасибо деду сказали, поехали. У Петра от сердца отлегло. Думает себе: «А не больно ты, дед, хитер! Я, на поверку, хитрее тебя вышел. Ничего-то ты не разузнал, ничего-то ты не отгадал! Так-то ли бы я тебя обыграл, кабы не Герасим на помеху! С Герасимом каши не сваришь».

Петр знал: Герасим — человек прямой души. Вот и замыслил, как бы отпихнуть от себя соседа. Вестимо, думы свои про себя бережет.

Пока ехал, надумал: «Схожу-ка я на неделе тайком в лес да надбавок принесу домой».

Наутро взял кольчушку 7 7 Кольчушка веревка с деревянным кольцом на конце. , чем свет в березняк отправился.

Примета наяву. Через дорогу береза дугой, и дупло — хоть в тулупе в него залезай. Полез Петр от той березы в чащобу, а ухо востро держит: к каждому голосу, к каждому шороху прислушивается. На руке, на всякий случай, берестяной кошель. В нем ножик грибной — что-де, мол, по грибы собрался.

По всем признакам на заветное место угодил. Березы — маковками чуть не до подоплечья. Белизна в синеву небесную ударяет. Ходит, пощупывает кожуру на березах — не ошибиться бы. Как есть миткаль! Но сразу не принимается сматывать — тоже плутист был. Березы-то щупает — сам под кусты глядит да в ягодник, будто ягоды да грибы собирает. Нет-нет да так тихонько, вполголоса: