Михаил Кочнев - Сказы

Донесли большому судье.

— Правильно, Тиракул, ты поступил с притеснителями! — сказал ему русский рабочий, когда узнал о смелом поступке бедняка Тиракула.

Силой захватили Тиракула. Скрутили ему ремнями руки за спиной, увели в город, бросили в тюрьму…

Гюльджан отдали баю. Привели ее к запарочному чану, туда, где раньше стояла ее мать.

— Теперь ты моя. Хочу — на барана тебя променяю, хочу — табун верблюдов за тебя возьму, хочу — у чана заморю, хочу — в шелка, в золото наряжу.

Молчит Гюльджан. Слезы катятся из глаз. Ловит палочкой в вонючем чане кончики шелковых ниток, учится подкидывать их на мотовило, одонок разбирает.

Маялась у бая в рабынях старая ковровщица бабушка Огульораз, с десяти лет попала в кабалу, так всю жизнь и отняли у нее кровососы. Не только по коврам да по шелкам была: она мастерица, была и вышивальщицей первой руки, лучшей статьи. Памятью — богата, душой — добрая, словом — цветиста. Всяких сказок знала… К детям приветлива, ласкова.

Повадилась к ней по вечерам и Гюльджан: за сказками-то и не заметила, как вышиванье пришло.

Всему научилась черноглазая, смышленая… Да так-то скоро. Совсем ручонки молоды, а на деле — старым не уступят.

Эх, если бы волю маленькой пленнице, уж вышила бы она, что знала-ведала, что сердечко просит… Жаль простору нет.

Бий меж тем не дремал, поехал искать работорговцев — не удастся ли запродать самому эмиру бухарскому такую красавицу в его гарем.

Задумал бай получить за нее золота — на караване верблюдов не привезешь. А Тиракул все томится в тюрьме.

Гюльджан перестали отпускать домой, боятся, что убежит. Держат ее взаперти, не спускают с нее глаз. Сидит Гюльджан, как сизоворонка в клетке. Приносят ей с байского стола бешбармак и баурсаки.

— На, поешь. Скоро приедет за тобой купец. Ты должна быть хорошей.

Гюльджан и без того хороша.

— Не буду я есть объедки с чужого стола.

Вскоре принесли ей шелковое платье и жемчужное ожерелье.

— Приоденься, завтра приедет купец.

Швырнула Гюльджан ожерелье к порогу.

Тогда ей сказали:

— Если не будешь покорна, умрешь той же смертью, как и твой отец. В следующий базар твоего отца выведут на площадь, перережут ему горло и повесят. Так велел большой судья.

Решили богатеи погубить непокорную красавицу Гюльджан. Много красавиц в кишлаках, но такая, как Гюльджан, одна. Глаза у нее черные, с солнечными отблесками. По плечам черная коса мягче шелка. Знать, одна такая красавица уродилась, на счастье бедняку Тиракулу, но и это счастье отнимают у него богачи. Когда выглянет она на солнышко, кажется, золотые искры сыплются с ее черных шелковых кос. Что только за коса!

Гюльджан залилась горькими слезами. Кто же заступится за бедняков?.. Кто спасет Тиракула, кто вызволит из постылой неволи его дочку?

Тут вспомнила она про серебристого шелкопряда. Но где он? Где искать ту верхнюю веточку?

Вспомнила она и про доброго русского рабочего, про книги, которые он ей приносил. Так и не успела Гюльджан прочитать ту дорогую книгу, в которой сказано, как найти бедняку верную дорогу к правде.

Пока в байском доме все спали, выставила Гюльджан раму и убежала. Пришла домой. Там сидит на шесте один, голодный, белогрудый беркут.

С минуты на минуту нагрянет погоня. Что делать?

Сняла Гюльджан орла с шеста и убежала подальше от людей, в горы.

В тутовой роще бродила она до зари. И вышла к желтому камню. Растет у того камня тутовое дерево — белая шелковица. Вся кора его горит серебром. Не здесь ли тот шелкопряд чудесный? И стала она глядеть на ветки шелковицы дикой с лапчатыми листочками. На такой ветке у шелкопряда и стол и дом. На самой верхней, словно звездочка, что-то светится. Шелкопряд в развилке меж тремя сучочками сидит, всем тельцем извивается, изгибается, устали не зная, гонит нитку-шелковинку, завивая кокон, строит себе жилище… Сколько же шелку носит в себе червяк, а шелк какой — не назовешь сырцом.

Замерло сердце Гюльджан.

— Вот я и пришла к тебе. Если это ты говорил со мной, то спаси моего отца и меня от верной гибели.

Не успела она проговорить, как с верхнего сучка упала золотистая веточка. И послышался голос:

— Ты искусная вышивальщица. Не напрасно с тобой сидел за букварем добрый русский человек. Вышей шелком свое горе на платке. У тебя на руке беркут-бородач. Пусть отнесет он тот платок на твое счастье в город на семи холмах. Живут там люди добрые, смелые, честные. Там фабрик много. Там нам платья ткут, там теперь по-новому живут. С высокой шелковицы, с того круглого шелкового домика, похожего на яички, упал кончик шелковки. Маленькая размотчица кончик поймала, на катушку шелковка побежала…

Вышивала Гюльджан золоченой дареной ниткой шелковый платок.

— Возьми, бородач, ты всю землю облетел, знаешь, где тот великий город на семи холмах. Знаешь, где фабричный край. Отнеси добрым людям мое горе, чтобы пришли они скорее и не дали нам погибнуть лютой смертью.

Сняла Гюльджан кожаный колпачок с беркута, повязала ему на шею голубой платок.

Вскрылил орел и пропал за высокими горами.

В тот же день принесли этот голубой платок с шелковыми письменами Ленину и Сталину. Прочитали Ленин и Сталин шелковые письмена и сказали:

— Нет, не тот умрет, про которого все богачи говорят, что он должен умереть, умрет тот, кто носит лисью шубу.

Послали они смелых, надежных, честных людей спасти во что бы то ни стало маленькую Гюльджан и ее отца.

Поручили они это большое дело товарищу Фрунзе.

Наказ Ленина и Сталина мы выполнили с честью. Нашли тот кишлак, вызволили из беды всех бедняков, тружеников.

Все кишлаки обошли вместе с Тиракулом, проверили, не томится ли где еще такая же пленница. Теперь Гюльджан, как и ты, живет вместе со своим отцом, ходит в школу, никто больше не смеет издеваться над ними. Баи, манапы, бии навсегда сметены с их дороги.

Еще краше стала красавица Гюльджан. Я сам видел: будто солнце струится по ее черной шелковой косе.

От белого клубочка нашего оставила себе на память Гюльджан моток пряжи, велела кланяться всем далеким своим подружкам, русским девочкам, которые живут в селах и в городах.

А чтобы почаще ее вспоминали, прислала она свой адресок, золоченым шелком шитый.

Тут вынул Артемий голубой платочек, подал его своей дочке. На платочке краузейном шелком вышито тутовое дерево, а над ним, словно солнце, сияет в венке из спелых колосьев серп и молот и красная звезда.

Весело сейчас шумит над новым домом Тиракула тутовое дерево; проходя мимо, частенько поглядывает Гюльджан на верхнюю веточку. Вечером меж густых сучьев мерцает часто не то яркая звезда полуночная, не то ее серебристый шелкопряд-трудовичок полосатый, никогда он не старится, а все потому, что теперь прядет-старается не для бая-кровососа — для трудовых людей.