Кероглу

Тут подали ужин. Махбуб-ханум на славу угостила Джунуна. Когда же он насытился, то прижал саз и, описывая круги по комнате, стал играть и петь. Он играл и пел до самой ночи. Но о Кероглу не упомянул ни словом.

Пир был окончен. Все легли спать. Когда наступило утро, встал ашуг Джунун, поел, попил и уже хотел уйти, как к нему вошла Махбуб-ханум. Джунун, улучив минуту, сказал ей:

— Махбуб-ханум, пройдет еще несколько дней и за тобой приедет наш посланный.

— Хорошо, — сказала Махбуб-ханум, — а откуда я узнаю, что он из Ченлибеля. Будет у него какой-нибудь знак или примета?

Подумал ашуг Джунун, подумал и сказал:

— Махбуб-ханум, приметой будет вот этот мой саз. После этого ашуг Джунун, встал, завязал потуже свои чарыхи и пустился в путь-дорогу, прямо в Ченлибель.

Сколько времени он шел, не знаю, наконец, под утро дошел до Ченлибеля.

Дозорный тотчас сообщил Кероглу, что идет ашуг Джунун. Кероглу пошел ему навстречу и с большим почетом провел к себе. Молва об этом разнеслась по всему Ченлибелю. В мгновение ока собрались все женщины и удальцы. Когда же ашуг перекусил и отдохнул с дороги, Кероглу спросил:

— Ну, ашуг Джунун, рассказывай где был, что видел, что слышал? Откуда идешь сейчас?

Ашуг Джунун ответил:

— Кероглу, ашуг о виденном не рассказывает простыми словами. Если разрешишь, расскажу под саз.

— Разрешаю, рассказывай!

Прижал Джунун к груди трехструнный саз и запел:

Так под саз и без него ашуг Передал Кероглу поручение Махбуб-ханум. Вскочил с места Кероглу и приказал:

— Оседлать коня, еду!

Тотчас Дели-Мехтер оседлал Гырата и подвел к Кероглу. Тот распрощался с удальцами и женщинами. Сказал, что надо было сказать, поручил, что следовало поручить, и уже вложил было ногу в стремя, как Нигяр-ханум схватила коня за поводья и сказала:

— Кероглу, можно ли верить этой девушке? Что-то меня одолевают сомнения. Помнишь плешивого Хамзу? Откажись от этой поездки! Пусть отправится кто-нибудь из удальцов. Коли правду она говорила, то сама придет и сообщит тебе здесь все, что хочет.

Хотел было Кероглу настоять на своем, но удальцы в один голос вторили Нигяр-ханум. После поездки в Тогат Кероглу не решался пренебрегать советами удальцов и женщин. Сошел он с коня. Дели-Мехтер тотчас снял с Гырата седло и повел его в конюшню. Кероглу уселся. Когда все снова заняли свои места, обратился он к удальцам:

— Ладно, кто же тогда поедет?

Не успел Кероглу сказать это, как поднялся Белли-Ахмед:

— Разреши отправиться мне. Я знаю Рум.

— Что ж, поезжай, но помни, дорога дальняя. Не всякий конь довезет тебя туда. Садись на Дурата.

Белли-Ахмед поспешил в конюшню. Оседлал он Дурата и вывел. Распрощался с Кероглу, с женщинами и удальцами, но когда он хотел вскочить на коня, ашуг Джунун окликнул его:

— Возьми этот саз и повесь через плечо. Мы условились с Махбуб-ханум. Она по этому сазу узнает тебя.

Белли-Ахмед повесил саз через плечо, вскочил на коня и поехал. Перевалил он через горы, промчался сквозь леса, как вихрь пролетел над полями, как молния сверкнул над долами, мчался как могучий поток. Что ни день, то новый привал, что ни ночь, то остановка и, наконец, через много дней доехал до Рума.

Оставим Белли-Ахмеда с сазом через плечо ехать на Дурате по городу, и расскажем вам, о ком? О Махбуб-ханум.

Проводив ашуга Джунуна, она некоторое время спокойно ждала. Потом как-то раз позвала всех своих девушек и сказала:

— Девушки, что-то скучно мне очень. Где вы ни услышите или ни увидите ашуга с сазом, приведите его ко мне, пусть споет и немного рассеет нашу скуку.

А девушкам только того и надо было. Они молили аллаха, чтоб Махбуб-ханум приказала позвать музыкантов или ашугов, и они повеселились бы. И вот все они обратились в зрение и в слух. Втихомолку даже установили — кому, когда и где высматривать ашугов.

Как-то раз та самая прислужница, что приводила ашуга Джунуна к Махбуб-ханум, стояла в башенной беседке, и вдруг увидела: какой-то ашуг с сазом за плечами, пристально вглядываясь в дома, едет с другого конца улицы. Но ашуг этот был на коне и такой здоровенный! Бросилась она к Махбуб-ханум и сказала:

— Ханум, ханум, ашуг! Бегу его звать!

Хотела Махбуб-ханум спросить, что за ашуг, каков собой, какое там, — прислужницы давно и след простыл.

Словом, прислужница, запыхавшись, преградила дорогу Белли-Ахмеду и сказала:

— Ашуг, дочь румского паши Махбуб-ханум, приглашает тебя, хочет, чтоб ты поиграл и спел немного.

— Повинуюсь, — отозвался Белли-Ахмед и сошел с коня.

Девушка впереди, Белли-Ахмед следом, вошли они во двор.

Привязали лошадь в конюшне, задали ей корм, напоили. Потом поднялись наверх, к Махбуб-ханум. Посмотрел Белли-Ахмед на Махбуб-ханум взглядом ценителя. И впрямь это Махбуб-ханум! [105]Мир праху отца того, кто дал ей это имя. Как ни расписывал ее ашуг Джунун, а она в тысячу раз лучше того.

— Салам-алейкум, ханум! — сказал он.

— Алейкум-салам, ашуг! — ответила Махбуб-ханум. — Садись! Поиграй, спой немного, а мы послушаем.

— Слушаюсь, ханум! Ах, что бы мне такое сыграть, чтобы вы меня послушали?

Смотрит Махбуб-ханум, Белли-Ахмед очень красив собою, и ей захотелось подшутить над ним.

— Но ашуг, не каждого певца можно слушать. А может твоя игра и пение совсем не понравятся нам!

— Нет, ханум, — ответил Белли-Ахмед, — если бы не умел я петь, не стал бы напрашиваться. И мой саз и мои песни понравятся вам.

И Белли-Ахмед вынул из шелкового чехла саз. Видит Махбуб-ханум, это саз ашуга Джунуна. Уселась она поудобнее и сказала:

— Ашуг, твой саз очень хорош. Пой, посмотрим, таковы ли и твои песни.

— Песни окажутся еще лучше, чем саз, — ответил Белли-Ахмед, — слушай же!

Прижал Белли-Ахмед саз к груди и начал: