Кероглу

— Хасан-паша, теперь слушай мое второе условие. Да то даже и не условие! Пора свершиться обету, данному мной!

Кероглу обратился к Дели-Мехтеру:

— Эй, Дели-Мехтер, приведи сюда Гырата и Дурата.

Дели-Мехтер тотчас подвел к Кероглу обоих коней.

— Хасан-паша, — сказал Кероглу. — Мой отец, Алы-киши, считая тебя за человека, хотел, чтобы эти кони достались тебе. А ты из-за них велел выколоть ему глаза. С того дня, как пришел я сюда, в Ченлибель, дал я обет. Теперь настал час исполнить его. Не убью я тебя. А пока ты жив, останешься у нас в Ченлибеле конюхом и будешь ходить за этими конями.

Рассказывают, что через несколько дней Булгар-ханум прибыла в Ченлибель. Кероглу выдал ее за Дели-Гасана и сыграл свадьбу.

А Хасан-паша до конца дней своих остался в Ченлибеле и ходил за Гыратом и Дуратом…

Рассказывают, что состарился Кероглу, устал от сражений и битв. Захотелось ему остаток дней спокойно дожить в Ченлибеле. Распрощался он с удальцами, расковал Гырата и пустил его на волю. Но верный конь не покидал Ченлибеля. Днем пасся на лугу, а к ночи возвращался в свое стойло.

Говорят, что удальцам не хотелось расставаться с Кероглу. Но как ни просили они, как ни уговаривали, Кероглу стоял на своем.

В Ченлибеле остались только Нигяр, Кероглу да Гырат.

Однажды Кероглу отправился на Гоша-булаг — поклониться могиле своего отца. На обратном пути пришлось ему идти через Аггая. Смотрит, Нигяр одна-одинешенька сидит на скале и глядит на дорогу.

Медленно подошел Кероглу и сел рядышком. А Нигяр грустная-грустная. Черные брови нахмурены, голубые глаза, — как весенние тучи, только и ждут, чтобы разразиться дождем. Прижал Кероглу к сердцу свою верную подругу. Осыпая поцелуями ее лицо и глаза, спросил, отчего она так печальна. Тяжко вздохнула Нигяр:

— Так! Вспомнила прошлые дни. В Ченлибеле звенело в ушах от ржания коней, крика удальцов, ударов мечей. Из страха перед тобой птица, и та, не осмеливалась пронестись над этими дорогами. На твой боевой клич отзывались горы. Где теперь эти дни?

Кероглу принялся утешать Нигяр. Но как ни старался, не мог развеять ее грусть. Наконец, взял ее за руку, поднял и, чтоб хоть немного рассеять, повел к подножью Ченлибеля.

Долго ли, коротко ли, наконец, вышли они на дорогу. Не успели пройти немного, видят, какой-то человек пасет у дороги пару быков. Через плечо у него перекинута какая-то любопытная штука, наполовину из дерева, наполовину из железа. Как ни всматривался Кероглу, а догадаться не мог. Такого он еще никогда не видывал. Что это за штука! Посох не посох. Палица? Нет, это не было и палицей. Любопытство овладело Кероглу. «Ай, аллах, — подумал он, — что же это все-таки такое?»

Подошел Кероглу и поздоровался с незнакомцем. Тот ответил на поклон.

— Брат мой, — спросил Кероглу. — Да не стыдно мне спросить, что это у тебя за плечом?

— Ружье! — ответил тот.

А Кероглу впервой и слышать такое слово. Он спросил:

— Брат, а что такое ружье?

Понял тот, что Кероглу не приходилось видеть ружья, и ответил:

— Это такое оружие. Вот тут лежит пуля. Стоит сделать вот так — и оно выстрелит. Пуля выходит отсюда, из дула, и летит. И в кого ни попадет: в человека ли, в зверя — убьет наповал.

— Как это, в кого ни попадет? — удивился Кероглу.

— Ну, в кого ни попало: в человека, зверя, птицу.

Не поверил Кероглу словам его:

— Чтоб такое могло убить человека? Ну, бей в меня, посмотрим, как оно убьет?

— Душа моя, — сказал незнакомец, — ступай себе своей дорогой, не толкай меня на злое дело.

— Нет! — упорствовал Кероглу. — Или ты должен сейчас же выстрелить, чтоб я посмотрел, или, выходит, ты лжешь.

Человек свое, а Кероглу свое. Понял, наконец, незнакомец, что тот не отстанет, и сказал:

— Брат мой, выстрелить в тебя я не могу. Но коли ты так пристал, что ж, так и быть, пускай ради тебя пропадет один бык.

Взял он свое ружье и прицелился в одного из быков. Не успел раздаться выстрел, как бык повалился наземь. Кероглу бросился к нему. Видит, бык убит наповал. Вернулся он к незнакомцу, опустил руку в карман и заплатил за быка. Потом взял ружье, осмотрел со всех сторон и спросил:

— Скажи, брат, ты говорил, попади оно в человека, убьет его, да?

— Ну да, убьет!

— Значит, если ты захочешь, можешь теперь этим убить и меня?

Рассмеялся тот и сказал:

— Не только я, даже малый ребенок и тот, если захочет, может убить тебя.

Крепко задумался Кероглу. Насупились густые брови. Нахмурилось чело так, что морщины нависли одна над другой. Казалось, глаза его обратились в стоячие озера. Мрак окутал лицо. Видит Нигяр — точно бремя всех горестей мира легло на плечи Кероглу. Подошла она к нему и взяла за руку. Видит, Кероглу сам не свой. Долго стоял он так, наконец, успокоившись немного, пришел в себя, вернул ружье незнакомцу и медленно начал:

Допел Кероглу песню, снял с себя свой египетский меч, бросил на землю и сказал:

— Настало время предателей и мошенников. Теперь смелость и отвага, геройство и доблесть гроша медного не стоят. С этого дня не зваться мне больше Кероглу.

И он пошел по дороге. Как Нигяр ни звала, как ни окликала его, Кероглу даже не обернулся. Тогда она нагнулась, подняла с земли египетский меч, привесила его к поясу под своей одеждой и пошла следом за Кероглу.

Кероглу до того опечалился, что все шел да шел, сам не зная, куда идет. Еще недавно он увещевал и успокаивал Нигяр-ханум, а теперь она принялась увещевать и успокаивать его. Но какое там! Кероглу как будто и не слышал ее слов. Скорей отозвались бы камни и стены, Кероглу же продолжал молчать.