Бурятские сказки

Приказала царица ударить в золотой барабан, собрать подданных северной стороны; приказала ударить в серебряный — собрать подданных с юга.

Наварили слуги мяса с гору, приготовили вина с озеро, и начался большой пир. Восемь дней гуляли, восемь дней веселились, наконец царица Урма-гохон поставила на отдельный стол самые лучшие яства да напитки и говорит:

— Кто даст новорожденному достойное имя, тот удостоится этих даров из моих царских рук.

Смолкло общее веселье, задумались гости, но никто не отважился дать имя царскому сыну. И тогда выступил вперед сухонький старичок с тоненькой-претоненькой бородою до самой земли, в дырявой, как решето, шляпе и в башмаках без подошв. Подошел он к столу и спрашивает:

— Всякий ли, кто даст имя ребенку, будет удостоен царской милости?

— Всякий! — твердо ответила царица Урма-гохон. Тогда сухонький старичок уселся за стол, съел все яства, выпил все вино, отер усы да бороду и говорит:

— Сына царя Баян-Хара в родных и чужих краях будут звать Алтан-Жоло-мэргэн.

«Алтан-Жоло-мэргэн, Алтан-Жоло-мэргэн…» — стали повторять гости на все голоса и не заметили, как исчез сухонький старичок с тоненькой-претоненькой бородою. И пошло тут веселье пуще прежнего. Только на десятый день разошлись да разъехались гости по своим домам.

Трех дней не прошло, а новорожденный по имени Алтан-Жоло-мэргэн не может уместиться на шкуре годовалого барана, не может утолить голод молоком одной коровы, а еще через три дня тесна ему стала шкура двухгодовалого барана и мало ему молока двух коров. Растет ребенок не по дням, а по часам.

Через месяц вышел он на улицу. Качнуло его влево северным ветром, качнуло его вправо южным ветром, но устоял Алтан-Жоло-мэргэн на ногах, подошел к кучке сверстников и попробовал с ними поиграть. Одного ненароком задел, другого зашиб. Тогда накинулись сверстники на Алтан-Жоло-мэргэна всем гуртом и поколотили его, приговаривая:

— Безотцовщина, безотцовщина!

Заплакал Алтан-Жоло-мэргэн, пришел домой и спрашивает у матери:

— Скажи, кто мой отец и где он?

— Нет у тебя отца и не было, — отвечает мать.

Снова пошел Алтан-Жоло-мэргэн на улицу. Не век же во дворце сидеть да в окошко глядеть. А сверстники не унимаются.

— Безотцовщина, — кричат, — безотцовщина!

Снова в слезах возвратился Алтан-Жоло-мэргэн к матери и спрашивает:

— Матушка, скажи, кто мой отец и где он?

Видит Урма-гохон: пришел срок узнать сыну правду — и говорит:

— Твой родной отец Баян-Хара побежден злой старухой Эмэ-хара-мангатхайкой. Разрубила она твоего отца надвое, левую половину превратив в ястреба, а правую — в сокола. Теперь эти птицы кружат над воротами медного дворца, стерегут в него вход. Разрубила злая старуха и вороного коня, сделав из него двух цепных собак. Но тебе еще рано, сынок, думать о мести. Тело твое еще не налилось силой, хрящи не стали костями.

— Пойду просить у своего создателя такого хулэга, какого я достоин; такие доспехи, какие я смогу удержать; такое платье, которое будет мне под стать, — говорит Алтан-Жоло-мэргэн.

Отправился он пешком к трем горам Монгото-ула, поднялся на самую вершину и воззвал к небесам:

О творец, меня создавший,

О создатель — сотворивший,

Западные тэнгэри,

Пятьдесят пять тэнгэри,

Сам Хан-Тюрмас-тэнгэри,

Тысяча бурханов белых

Бабушка Манзан Гормо,

Подарите мне хулэга,

Богатырские доспехи

И небесные одежды

Подарите мне, прошу!

Загудело от гулкого эха обитаемое небо, содрогнулась обитаемая земля. Услыхали богатырский голос пятьдесят пять тэнгэри, устроили малый суглан на Луне; призвали тысячи белых бурханов, устроили большой суглан на Плеядах. Открыли они священное желтое писание и узнали о том, что не гром гремит, а созданный ими Алтан-Жоло-мэргэн просит у творцов своих коня, доспехи и одежду.

Не мешкая долго, приготовили творцы добротное платье, грозное оружие и крепкий щит, а главное — золотисто-солового хулэга под серебряным седлом. Уложили в торока одежду с доспехами и пустили коня на землю со словами:

— Если ты настоящий мужчина, то сумеешь поймать этого хулэга и будешь на нем ездить. Если нет, то ходи пешком!

Завидев хулэга, обернулся Алтан-Жоло-мэргэн придорожным камнем и затаился у обочины. А как стал хулэг мимо проходить — схватил мэргэн волочащийся повод, поймал золотисто-солового, развязал торока и облачился в богатые одежды. Осмотрев себя, говорит мэргэн:

— Войлок и тот вытягивается, а настоящий мужчина крепнет. Одежда, великоватая летом, зимой станет впору.

Осмотрел мэргэн богатырские доспехи, взял в руки бухарский лук и говорит:

— Войлок и тот вытягивается. К зиме этот лук станет еще туже.

Вставил Алтан-Жоло-мэргэн ногу в серебряное стремя и сел верхом на золотисто-солового хулэга. Метнулся горячий конь в сторону, встал на дыбы, но удержался в седле ловкий ездок. Тогда взвился конь в поднебесье, но и тут ездок показал свою сноровку и не выпустил поводья из рук. Успокоился хулэг, перешел на ровную рысь.

— Так ли ты быстр, как и горяч? — спрашивает его мэргэн.

— Мясо трехгодовалого барана не успеет свариться, а я уже трижды обегу землю. Мясо четырехгодовалого барана не успеет изжариться, а я уже обегу землю четырежды, — отвечает хулэг. — Твою же силу я успел ощутить на себе, но предела ей не знаю.

— В поединке я не уступлю самому плечистому из плечистых, а в стрельбе из лука померюсь силою большого пальца с любым из поединщиков, — говорит мэргэн.

— Тогда мы должны быть вместе, — решили оба.

Сел Алтан-Жоло-мэргэн на золотисто-солового коня и вернулся домой к своей матери. Расседлал он коня и пустил пастись на выгоны Алтая, на склоны Хэхэя, а сам стал жить-поживать да сил набирать для дальней дороги, для поединка с коварной и сильной Эмэ-хара-мангатхайкой.

Поправил он поломанное, починил разорванное, вышел на улицу и призывно крикнул в сторону Алтая.

Услышал золотисто-соловый призывный крик, эхом раскатившийся по горным распадкам, и говорит:

— Это голос моего хозяина. Ближнего ли врага он увидел или дальнего приметил?

Зашевелил хулэг своими ушами, большими, словно широкие рукава, прислушиваясь к знакомому голосу. А потом фыркнул так, что туман сделался; ударил передним копытом так, что молния в землю ушла и гром раскатился окрест. Забросил хулэг свою гриву в три обхвата на спину, а трехсаженный хвост — на крестец, прискакал домой, остановился у серебряной коновязи и звонко заржал.

Вышел на крыльцо Алтан-Жоло-мэргэн, накинул на коня серебряный недоуздок, серебряной уздой взнуздал. День водил его хозяин по озерному льду, чтоб копыто стало круглым, другой день водил его по прибрежным камням, чтоб копыто затвердело. А потом накинул на золотисто-солового потник, оседлал серебряным седлом, затянул его десятью подпругами, двадцатью подпругами укрепил и со словами: «Хулэг мой готов к дальнему пути!» — вбежал во дворец.