Нюргун Боотур Стремительный

Это было за гранью древних лет,
За хребтом стародавних лет,
Во мгле незапамятных лет...
Под восьмым уступом
Края небес,
Под седьмым уступом
Белых небес,
Откуда голос не долетит,
Чья не измерена высота,
Где парят железные три кольца,
На которых держится мир,
Где летают девять смерчей,
Где играют десять
Крылатых коней,
Оттуда — с заоблачной крутизны —
Всей земли просторы видны,
Широкая открывается даль;
На необъятном просторе том,
На неколебимой основе его,
Что Средним миром зовут,
На могучей твердыне его,
Что ногою не покачнешь,
Рукою не шелохнешь,
Где броды мелеют
В летний зной,
Где увалы курятся голубизной,
Где степь зеленеет весной,
Там красуется и цветет,
Держащееся на восьми ободах
Сокровенное золотое гнездо —
Окруженное громадами гор
Широчайшее благодатное лоно
Изначальной земли матерой.

Там, на теплом, лучшем месте ее,
Возле печени золотой,
В средоточьи светлом ее,
Где белое солнце
Летом встает,
Сверкая, как медный меч,
Где над горбатым хребтом,
Над покатым теменем гор
Белое зимнее солнце встает,
Сверкая, как медный меч,
Вырванный из ножо́н,
Там — без края и без конца —
Необъятная долина лежит.
Девяносто девять
Могучих рек
Бурливо текут
По долине той;
На обширных аласах ее
Восемьдесят восемь
Кипучих рек
Сливаются в величавый поток;
Там семьдесят семь
Говорливых рек
В зеленеющих берегах,
Словно дети — веселой гурьбой,
За руки схватившись, бегут.

Там бураны
Бывают порой,
Катящие с грохотом
Глыбы камней
С трехлетнюю телку величиной;
Там ураганы бушуют порой,
Катящие камни — величиной
С четырехлетка-быка.
Там обвалы гремят в горах,
Вихри вздымают до облаков
Глинистую белую пыль;
Там россыпи
Красных и желтых песков
Вскипают, клокоча...
Деревья такие огромные там,
Что древняя с них
Спадает кора,
Темные, дремучие там леса,
Заросли непроходимых чащоб...
А далёко — на солнечной стороне —
Высокие сопки стоят,
Каменные горы за облака
Заносят острые скалы свои...
Так необъятен этот простор,
Что птица-журавль
И за девять дней
До края долины не долетит,
Даже быстрая птица-стерх [78]
На блестящих, белых крыльях своих
Эту ширь не в силах перелететь,
Заунывно кричит: — Кы-кыы! —
Сокровенно таится в долине той
Красно-тлеющий камень-сата [79];
Завывая зловеще, там
Летает, кружится
Дух илбис.

Необозрим кругозор,
Неизмерим простор
Великой долины той —
Широкой равнины той;
Прославленное имя её —
Праматерь Кыладыкы [80].
Там степная трава зелена,
По траве будто волны бегут;
Там деревья густо цветут;
Крупной дичи там счета нет,
Мелкой дичи там сметы нет.
В изобильной этой стране
Приволье горлицам и сарычам,
Там кукушки звонко поют всегда...

Но до той поры,
Пока с высоты
Белых неколебимых небес
Великий Айынга Сиэр Тойон
Трех своих любимых детей
На облаке не опустил,
Повелев им жить на средней земле, —
До той поры никто из людей
На просторах праматери Кыладыкы,
На изобильной ее груди
Не построил себе жилья —
Ни берестяной урасы,
Ни дома прочного не воздвиг,
Не зажег в очаге священный огонь;
Никто загона не огородил
Для стада своих коров.
Огромная эта страна,
Грозная изобильем своим,
Свирепая безлюдьем своим,
Еще хозяина не нашла;
Сюда богиня Айыысыт
Еще жизни не принесла.
Полчища верхних абаасы
Приходили сюда без помех,
Адьараи, подземные абаасы
Вольно выходили сюда,
Затевали игры свои.

Я радостно вам спою, расскажу
О чудесной, великой этой стране,
О таинственной, дикой этой стране.
Далеко на южной ее стороне
Возвышаются девять горбатых гор,
Обрываются девять увалов крутых, —
Будто это девять огромных коней,
Чьи хозяева — Тобурах Баай [81]
И Тогуоруйа Хотун [82],
Над пустыней гибели и смертей,
Защищая свои табуны,
Друг против друга взвились на дыбы
И застыли, окаменели навек.
Эти девять хребтистых гор,
Будто девять оленей,
Склонивших рога,
Готовых наброситься на врага;
А если к подножию их подойти —
Эти горы, как девять могучих быков,
Увязших в мерзлой земле,
Провалившихся по самый живот,
Наклонив широкие лбы,
Угрожая друг-другу, стоят,
Застывшие навсегда...
Эти девять угрюмых гор,
Словно исполины, лежат —
Простершиеся на боку...
По ущелью обширный лег перевал,
А за перевалом — провал...
Там крутыми уступами горный путь
Опускается в Нижний мир.
Утесы острые там,
Словно зубья гребня, торчат.
По тому обрывистому пути,
По широкому перевалу тому
В древние времена выходил
Прославленный богатырь-адьарай
Алып Хара Аат Могойдоон,
Ездящий на низкорослом быке,
У которого из-под верхней губы
Торчат кривые клыки.
За ним подымались в Средний мир
Полчища абаасы
Грабить добро,
Разорять дома,
Убивать людей
Из рода айыы.
Между этих обрывистых гор
Ветры сильные дуют всегда,
Вихри бушуют всегда,
Каменные обвалы гремят...
Там, бесконечное, пролегло
Ущелье горя и мук —
Урочище Ледяной Хотун [83],
Как перерезанная гортань,
Там зияет теснина
Хаан Дьарылык [84],
Там вьется дорога снизу вверх,
Там клубится, дышит
Черный туман.

Если полетим на восток
Великой равнины Кыладыкы,
Где по светлому небосклону бегут
Перистые облака,
Что похожи на пеструю грудь
Тетерева, глухаря,
На востоке откроются нам
Темные глухие леса...
До другого края этих лесов
Никакая птица не долетит.
В том лесу исполины-деревья растут,
Шелестят густою листвой;
С их древних стволов
И толстых ветвей
Сама спадает кора.
Похожи деревья в этом лесу
На шаманок давних времен,
Когда встречали с пляской они,
Буйно прыгая и кружась,
Неистово в бубны гремя,
Идущую к ним наяву
Жизнедарящую Иэйэхсит,
Когда благодатной своей рукой
Поглаживает она
Золотистые щеки свои,
Румяные, как закат и рассвет
На ясном небе весной.