Павел Амнуэль - Голубой Альциор. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 25

Откуда…

Он хотел спросить, обязан был поинтересоваться происхождением портрета, но слова произносились только мысленно, а вопрос остался в глазах, немой, как старик, встречавшийся Бертрану каждое утро на углу улиц Сен-Сет и Клари. Старик что-то спрашивал, а Бертран что-то отвечал, проходя мимо, и оба хорошо понимали друг друга, хотя за многие годы, что Бертран работал в пограничной службе, ни одно слово не было произнесено вслух.

Как сейчас.

«Портрет достался мне от матери, – сказал турист, – а матери – от деда, ее отца, а деду – от его отца, моего прадеда…»

«Понимаю, – говорил взглядом Бертран, – прадед принес медальон из-за границы. То есть границы-то в те годы еще не было, каждый мог перейти овраг, пожить в четырнадцатом веке и вернуться. Медальон – оттуда, верно? Не говорите, я вижу, что оттуда».

«Оттуда, – соглашался турист, – и художник неизвестен. Я хочу… Я долго собирался… Мечтал… И знаете, офицер, мечтал порой о том, чтобы мечта не осуществилась, потому что…»

«Понимаю. Потому что такой красоты не бывает в подлунном мире».

«Не бываает, – соглашался турист, – но, в конце концов, я решился. Не могу больше жить в неизвестности. Потому что…»

«О… – взглядом перебил Бертран непроизнесенные слова туриста. – Сначала, когда вы были ребенком, а потом молодым повесой, то попросту не могли ни осознать, ни понять всей красоты и того, что женщина эта существует реально, ведь кто-то ее рисовал, кому-то она позировала…»

– Вы меня понимаете! – воскликнул турист и испуганно оглянулся, сообразив, что здесь и у стен наверняка есть уши, и нельзя произносить вслух то, что даже от себя скрывал столько лет.

«Понимаю, – кивнул Бертран. – Вы вдруг осознали, что любите, верно? Любовь…»

– Это сон упоительный, свет жизни, источник живительный… Ведь в жизни одна красота – мечта, дорогая мечта… – Турист бормотал едва слышно, но Бертран воспринимал звуки не ушами, а душой, великим слушателем и понимателем.

«Я должен найти ее… там. Иначе…»

«Жизнь потеряет смысл».

«Да».

«Но вы даже не знаете ее имени».

«Знаю», – сказал турист и неуловимым движением пальцев вытащил портрет из огранки, перевернул, и на обратной стороне Бертран прочитал вырезанные в золоте слова: «Принцесса Мелиссинда».

У Бертрана защемило сердце.

Нельзя ему туда. В несбывшееся. В несбывающееся. Ему ли не знать…

«Не пущу!»

– Найдите ее! – услышал Бертран и не сразу понял, что эти слова произнес он сам, почти выкрикнул. И успокоился. Перестал слышать неслышимое, видеть невидимое, ощущать неощутимое. Перед ним сидел молодой мужчина, двадцати пяти лет по паспорту, собравшийся искать за границей, в 1390 году от Рождества Христова, самую красивую женщину, свою любовь. Мечту дорогую, неясную, далекую…

– Найду, – коротко и решительно ответил турист, повесил шнурок на шею, медальон исчез за воротом камзола, какие носят в четырнадцатом веке в Южной Франции, по ту сторону границы. В комнате стало темнее. Вечер ли наступил, или в глазах потемнело?

Бертран взял правой рукой паспорт туриста, левой – печать с изображением герба Французской Республики, тиснул печать на восьмую страницу и положил документ в ячейку верхнего левого ящика. Паспорт турист получит по возвращении.

Если вернется.

Вернется ли?

Что ж, значит, хотя бы одному человеку удалось осуществить мечту. Недостижимую. Божественную. Единственную.

«Любовь – это сон упоительный, свет жизни, источник живительный…»

Бертран поднялся и, нарушая инструкцию, протянул руку туристу. Пожатие оказалось крепким, мужским, доверительным и – прощальным.

Турист повернулся и вышел в открывшуюся зеленую дверь. На ту сторону.

Дверь закрылась.

Бертран посидел, представил, как турист сейчас шагает по давно проложенной тропе к пристани, где наверняка можно найти отходящий в плавание парусник. Шхуну или каравеллу. И ветер с моря дует в лицо…

Бертран достал из ячейки паспорт и прочитал на первой странице имя человека, которому он только что позволил отправиться за мечтой. За своей Принцессой Грёзой.

– Эдмон Эжен Алексис Ростан 1 1 Эдмон Ростан (1868 – 1918) – французский драматург и поэт, автор стихотворных пьес «Романтики» (1894), «Принцесса Грёза» (1895), «Сирано де Бержерак» (1897), «Орлёнок» (1900) и др. Цитаты из пьесы «Принцесса Грёза» в рассказе даны в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник. .

Мессия явился на Землю в последнюю субботу августа. У винного магазина, что на углу, собрались мужчины – до одиннадцати часов оставалось всего ничего, и слух прошел, что выбросят перцовую по дотированным ценам. Очередь была небольшая, человек пятьдесят. Мирно обсуждали возможность нового повышения цен на мясо и достигли консенсуса в том смысле, что все сошлись во мнении: повышать будут, и не только на мясо, и не только повышать, но и понижать тоже – на костюмы производства фабрики «Москвичка».

Ненадолго стало тихо – тема для новой дискуссии еще не родилась. Может быть, поэтому все сразу увидели человека, вид которого заставил усомниться в его умственной полноценности. Он стоял посреди мостовой на перекрестке, где обычно в часы пик возвышается надутый от сознания собственной значимости регулировщик. Человек был высок, худ, бородат, длинная нестриженная шевелюра закрученными локонами спадала на плечи. Волосы казались выгоревшими на солнце и обрамляли узкое лицо с горящими ярко-голубыми глазами, большим тонкогубым ртом и орлиным носом явно семитского происхождения. На вид мужчина был не так уж и молод, лет тридцати пяти. Дело в том, что вся одежда незнакомца состояла из грязного серого дерюжного балахона, больше похожего на мешок, в котором прежде хранили картошку. Из-под мешка выглядывали загорелые ноги в сандалиях. Какой вывод могла сделать очередь? Псих или артист, или на худой конец солист рок-группы. Очередь была консервативна, как всякая толпа, и склонялась к тому, что – псих.

До открытия магазина оставалась четверть часа, и очередь не прочь была позабавиться.

– Эй! – крикнул кто-то. – Становись за мной, последним будешь!

Человек подошел ближе и произнес гортанным голосом, четко выговаривая звонкие согласные, совершенно непонятную фразу, и люди затихли, потому что, независимо от желания, началась в их мозгах титаническая работа, о возможности которой никто прежде не подозревал. Секунд через десять очередь облегченно вздохнула, потому что, завершившись, титаническая работа мысли привела к ясному осознанию сказанного: