Иван Плахов - Поэтология. Сказка о деве Люцине, царице в этом мире

Тайные мысли человека распространяются на все вещи: священные, светские, чистые, бесстыдные, серьезные и легкие, не вызывая чувства стыда или осуждения, но если другой человек стал бы писать свои экстравагантные или забавные фантазии о тех же самых вещах, то он уподобился бы человеку, который, упав в грязь, пришел бы и представился в таком виде хорошему обществу. Вся разница между первым и вторым случаями состоит в том, что во втором случае отсутствует рассудительность. Точно так же в явно игривом настроении ума и в знакомом обществе человек может играть звуками и двусмысленными значениями слов, и это очень часто случается при соревнованиях, исполненных необычайной фантазии, но в проповеди, или публичной речи, или перед незнакомыми людьми, или перед людьми, которых мы обязаны уважать, не может быть жонглирования словами, ибо его сочли бы сумасбродством, и разница тут тоже лишь в отсутствии рассудительности. Так что там, где не хватает ума, дело заключается не в отсутствии фантазии, а в отсутствии рассудительности. Поэтому суждение без фантазии есть ум, но фантазия без суждения умом не является» (Т. Гоббс).

Словами можно не только называть вещи и разговаривать с себе подобными, но и при известных условиях посредством слов можно слагать стихи. При этом некоторое упорядочивание слов и их взаиморасположение в правильном звуковом порядке приводит к возникновению внутреннего ритма в словах, придавая им особое, выходящее во вне обычного их значения, звучание, – как вербальное, так и понятийные. Тогда в словах начинает выступать наружу некий добытийный, сверхчеловеческий элемент их бытия. Поэтому не случайно данный порядок слов люди изначально назвали стихами, самим именем породнив его со стихией: слово «стих» происходит от греческого stichos, – «строка, ряд», но и слово «стихия» происходит от греческого stoichia – множественная форма от stoicheion, что значит «элемент, материальное начало»; при этом и стиху и стихии родственно греческое stoichos – «ряд», а также stichiro – «упорядочивать», – отсюда с неизбежностью приходится признать, что стихосложение есть процесс упорядочивания слов посредством приведения их в изначальный порядок. Именно гармоническое (от греческого harmos – «соединение») расположение слов превращает их в некое единое, новое состояние, когда логос выступает во вне ипостастно как голос, каковой возвращает слова в их изначальное, славное (от греческого kleos – «слава») гимническое бытие (от греческого humnus – «песнь Богу» или же возможно от греческого gumnos – «голый, обнаженный, неприкрытый») в том смысле, что слово в гимне выступает в своей голой, утилитарной функции призывания и заклинания. Но именно посредством стихов, становясь самосущей стихией, слова начинают сами овладевать поэтом, диктуя ему свою волю. Как сам признался поэт Бродский: «Начиная стихотворение поэт, как правило, не знает, чем оно кончится.… Это есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом». Зависимость эта очевидным образом связана с природным устройством человека, как не до конца замкнутой в себе вещи, раскрытой своей внематериальной частью в инобытие: «Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение – это колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя». Таким образом, человек становится рабом инобытия, которое ипостастно начинает выступать в нем посредством слов, т.е. юродивым для большинства людей, в коем его новое избыточное духовное состояние превалирует над его вещественно-человеческим началом таким образом, что «чуждое, являясь (в душе человека) рядом с умом мешает ему и заслоняет его», потому что «ум в действии есть то, что он мыслит», поэтому поэт мыслить, в обычном смысле этого слова, не может, он становится заложником слов, их вербальным инструментом. В некотором смысле поэзия есть первый, изначальный способ мышления и именно поэтому она возникла раньше философии и объяснила мир во всей полноте посредством слов так, что до сих философия поэзии этого простить не может, но при случае всякий философ готов покинуть свои пеленки разума во имя свободы брожения в лабиринтах фантазии, т.к. разум сушит душу, а фантазия ее увлажняет, а это не маловажно в мире, где все заражено смертельной болезнью, именуемой жизнью.

Поэзия, по самой своей природе слова, есть акт некоего творения, т.к. происходит от греческого poises – отглагольного существительного, образованного от poiein – «делать, творить, создавать», т.е. поэзия – это буквально значит «творение», некоторая сделанность. Как верно подметил Хайдеггер: «Мы, поздно рожденные , уже не в состоянии взвесить, что это значит, когда Платон решает употребить для обозначения существа всего существующего слово „Эйдос“. Тот же Платон сформулировал и такое мнение: „Всякий по-вод для перехода и выхода чего бы то ни было из несуществующего к присутствию есть поэзия, про-из-ведение“ (Пир), при этом явно дистанцировав поэзию от физики , как самобытного, телесного вырастания стихийного бытия». И поэзия и физика оперирует к стихии, элементарному началу бытия, – как первому восприемлющему любви, но только стихии эти разного порядка. При этом будет не безынтересно вспомнить, что служение музам основали братья Алоады, – первые богоборцы, – дети Посейдона, уделом которого была материальная стихия видимого мира – вода, а дочерями муз были сирены, песни которых были губительны для любого, способного их слышать. Значит ли это, что порядок телесной стихии носит родственные черты и для стихии ментальной? Очевидно, приходится признать, что существуют некие двоичные и троичные связи слов, коды (от слова codex), посредством которых осуществляется становление ментальной реальности. Двоичные связи строятся на смысловом и звуковом противопоставлении, а троичные – на сопряжении двух соседних через третий ключевой член словесной связки. При этом смысловое содержание стиха роли не играет, т.к. стихосложение есть только лишь упорядоченное положение слов, выявляющее их подлинное бытийное звучание – и не более того, как в данном стишке: