Этьен Экзольт - Анастомоз

Ощутить твои губы на святом напряженьи,
И в тебя совершить неземное вторженье,
Меж твоих ягодиц изверженье свершить,
Знаменуя отказ от чудес размноженья.
Я устал для всех прочих невнятных растрат,
Твои прелести только мой пламень манят,
Мне нужны нынче тонкость и невинности мрак,
Тонкой талии блеск, рифмы ловкая грань,
Я свершу с наслажденьем, что ты ждешь от меня,
Если вновь ты во мне возродишь короля.
– Миновали года развлечений и страсти,
Расцвели мандрагоры в полуночных садах,
Мне в твоих больше нет наслажденья объятьях,
Я не вижу тебя в изворотливых снах.
Лучше я пересплю с трупом сладкочервивым,
Прокаженным отдамся, мудрецу, палачу,
Чем позволю себе перестать быть брезгливой,
И в себя полукровку я вновь допущу.
Злость меня обнимает, кровью жаркой полна.
– Если так, то прошу твоего молока,
Чтобы сил его пряных мне позволила ярость
Превзойти в неминуемой схватке врага.
И сжимает она королевскую грудь,
В губы ткнула мне черный упругий сосок,
И закрыл я свои в восхищеньи глаза,
И заполнил мой рот животворный поток.
Вязкой жидкости горечь раны полнит мои,
Грудь, конечности и возрождает огни,
Утонувшие было средь дней безутешных,
В распорядка уныньи пустом и прилежном.
Снова стал я к безумью готов соблазненья,
Одолев суетливый тайфун обновленья,
Разорвавший на клочья мою злую судьбу.
Ухмыляясь, меня изучает полковник,
И в глазах его похоть с тоской верховодят.
Распаляя себя, он склонился вперед,
Грудь вторую сжимает, пытает и мнет,
Скалит он недовольные волчьи клыки,
И сосок между пальцев зажимает в тиски.
Неужель было мало несчастий и бед,
Неужели насильников стал удачным проект,
Королевское семя жизнь зачало вовне
Восхищенного лона и снова войне
К нам придти предстоит, чтобы маршем и гимном
Наши были озвучены окопы-могилы.
Два гвардейца меня провожают в гараж,
Здесь позволено взять мне любой экипаж.
Полицейский «фрегат» взор мой очаровал,
Что в углу за броней чернотелой застрял.
Его ржавые крылья, его мятый капот
Время помнят моих громогласных забот.
Много раз видел в зеркале я машину сию,
От погони спасаясь во тьме и хмелю.
Я занять пожелаю с другой стороны
Место полное злобы и жадной вины.
И сажусь я за руль костяной и резной,
Трепет древней машины возрождаю живой,
И на пыльном стекле пули быстрой следы
Возбуждают во мне боль мечты бунтовской.
Проведу я фрегат по спирали бетонной,
Наслаждаясь рычащей его прямотой,
Он прорвется на улицу из двери укромной,
Тишину ослепив двуязыкой тоской.
Промозглым утром тем туман скребет о камень,
Из желчных фонарей высасывает пламя,
Любовный бьется стук о сомкнутые ставни,
Сто тысяч извращений недвижность штор скрывает,
Взошло светило над стеною городской,
И восход расплывается гнойной слезой.
Я себя тороплю, с каждым днем в этом мире
Все становится меньше привлекательных дев,
Года будет с излишком, чтобы всех их измерить,
Выбрать самых всех спелых для мрачных утех.
Я боюсь, заржавели стальные оковы,
Плети спутались, переплели все хвосты,
По укусам разноцветные кляпы тоскуют,
Латекс ждет возвращенья лубрикантной весны,
И как звери, чью силу хозяин смиряет,
Прячут ярость свою в неприметном шкафу,
Вечнотвердые фаллосы – злобные твари,
Рвутся нежной добычи разорвать красоту.
Года хватит с лихвой насладиться насильем,
И дары принести всем богам опостылым,
И никто не посмеет отобрать у меня деву,
Коли словом своим защитит королева.
Я смогу очищенье во тьме обрести,
И себя от унылых страданий спасти.
Мимо свалки проносит меня мой фрегат,
От которой исходит вдохновляющий смрад,
И грифоны облезлые, разрывая мешки,
Крыс разгоняют восхищенными воплями,
В исступленной досаде крича друг на друга,
Клювы в трещинах древних стучат суетливо,
Обвисают на них презервативы
Волочатся в объедках ободранные крылья,
Перья сломаны, глаз опорочен бельмом,
Хвост облезлый по грязи бьет в неистовстве злобном,
Спор за тухлое мясо стал столетней войной.
И разносится клекот над трассой пустой,
Нет ни ярости в нем, ни тоски о былом,
Много лет уж бесплодье терзает их гнезда,
Вырождение их увлекло мелкокостно,
И все чаще птенцы небесам неприятны
И коротким крылом грязь взбивают в канаве.
Под сиденьем, что справа блестит от меня,
Чемодан есть из тех, где обычно хранят
Воспаленные тайны империй изгнивших
Или письма, что жены неверные пишут.
Поворот миновав, я коснулся замка,
Но моя для него не подходит рука,
Возмущенно кричит он о горестном взломе,
Голос кажется мне неприятно знакомым.
Но уже нахожусь я у нужного дома,
С изумленьем взирая на высокую стену
Из пригодного для бомбоубежищ бетона.
И венчает ее вся в колючках спираль,
Вынуждая защитное поле мерцать.
Пред фрегатом открылись кружевные врата,
Волоски на руках поднимались когда
Электрический вал с дрожью я превозмог
И немало погибло бы юных солдат,
Если штурм пожелал бы занять сей чертог.
Механических стражей полон выцветший сад,
Их орудья на солнце усталом блестят.
Провожает меня их внимательный взгляд,
Глаз кошачьих придирчивый морок плывет
И зовет и манит и сжигает живьем.
Прозревают они всех опасностей блеф,
В постижении мудрости пуль преуспев.
Мне известен район сей, здесь часто бывал
Я когда знак на жертвы свои помещал.
На плече приносил деву я обнаженной
И сознания благоразумно лишенной,
Чтоб на грудь ее черного поместить паука
И пока она бредила в кожаном кресле,
Обретая в себе арахнида бесчестье,
Я мечтал о грядущих златых временах,
О кометах падучих и сна панацее,
И о смерти прекрасной моей королевы.
Открывает мне дверь юный воин нагой,
Член упругий цепочкой обвит золотой,
Кольца ловко проткнули соски и пупок,
А в глазах удовольствия мрачный исток
Все хранит свои нежные латекс и сталь,
Черной кожи тоску, соблазненья янтарь,
Где с улыбкой пустой недовольные страсти
В пресыщенья жестокой печали увязли.
Светлой прядью небрежной смущенно прикрыт
Глаз насмешливо-чистых неземной малахит,
Ногти черные вдвое длиннее моих,
На запястьях оковы из кожи блестящей,
С томной стали кольцом, наслажденья манящим.
И щипцами изъедена бровь золотая,
Увлеченный порок ей изгиб предлагает,
И в движении губ поцелуев межлунных
Пыль сияет в восторге штормов многоструйных.
Я за ним перешел в холла сумрак туманный,
Где средь пальм притаились орхидеи-мулатки
И меж люстры подвесок обвисло-хрустальных
Бьется свет в исступленно-глумливом припадке,
Статуй мраморных стража под аркой стоит,
И колонн маслянисто мерцает гранит.
В том тропическом мареве юная плоть
Словно злой лихорадки виденье плывет,
Читать дальше