Хаким Булибеков - Русскоязычный монолог

Какой обман несет в себе Весна!
Уже за сорок. Сколько можно верить?
Но все равно распахиваю двери:
«Входи быстрей, я долго ждал тебя!»
05. 04.98 г.

«Смотрите, кто-то радугу пролил!»
Воскликнула наша пятилетняя дочурка Жанель,
Показывая на масляное пятно в дождевой луже.

Мы встретились с тобою, как и все
случайно, как бы, между прочим,
но вспоминать я буду ночи
с тобой прошедшие наедине.
Их было много? Кто же их считал?
Сжигали все, как нувориши.
А может, надо было тише?
Быть может, сохранили б капитал?

Быть может, надо было знать,
что есть конец, коль есть начало.
Нас Время что-то подкачало,
могли бы мы предугадать,
и запастись, и схоронить,
как в погреб кислую капусту,
а не сжимать тела до хруста,
пытаясь, душу оголить.
и выплеснуть ее наружу,
не сдерживая сердца страсть,
что б мигом насладиться всласть…
Ну, кто же нам накликал стужу?
В твоих глазах, моих поступках
уж не найти того огня,
что обжигал, к себе маня…
Как оказалось – пламя хрупко.

Но все ж, давай не будем, как и все.
Давай вершить по-своему начало.
Коль прошлое капелью отстучало,
не надо осень подгонять к весне.
И будем вместе, как в одной беде.
Забудь мной совершенные ошибки,
И от твоей, как радуга, улыбки
вновь растекусь я маслом по воде.

09.06.1999

Что с нами было то, без нас
навряд ли б в жизни совершилось.
Один гулял, другой потряс.
К обоим яблоко свалилось.

Но каждый осознал свое.
Свой смысл постигнув откровеньем.
Один сказал: «Оно – мое!»
Другой: «Да это – притяженье!»

Были раньше ставни
на всех наших домах.
Ими мы исправно
запирали страх,
наполнявший тихо
лампой Ильича
комнату ткачихи,
угол стукача,
думы инженера
и поэта страсть…
Так и до Генсеков —
те боялись – всласть.

А теперь нет ставней:
шторы, жалюзи.
Жизнь стала забавней.
Хочешь – посмотри.
Вроде бы и видно,
вроде бы и нет.
До чего обидно —
только – силуэт.
Может в этом доме
секс стоит горой?
Может кто-то в коме?
Иль идет разбой?
Знать бы только точно,
что б не сгоряча,
вызывать нам срочно
органы, врача?
Ничего ж не видно,
только – силуэт.
И предполагаем —
делают паркет,
лангет,
минет…
(Не нужное зачеркнуть)

29.06.1993

Что угодно Богу, то удобно мне.
Даст ли он свободу на лихом коне
с шашкой, ятаганом по полям скакать,
жизнью иноверцев счастье добывать…
Значит так и будет, так и буду жить
и в бою, как в блуде, голову сложить
мне придется точно, с Богом не шути,
не отмыть в таверне душу от крови.

Ну, а может, даст он деву повстречать
и, как, бросив на кон, бросить на кровать
плоть ее нагую всю в себя вобрать.
И в уста, целуя Бога вдруг познать!
Даст прожить без страха, чтоб узнать любовь
и оковы брака, и неверность слов
и печаль лихую и прощенья боль
и жену седую и под сердцем соль…

Но боюсь я, будет Бог ко мне не прав
и поставит в судьи, вложит мне в уста
гневные проклятья, хладость от ума,
что бы грешных братьев наказал сполна.
Только перед этим должен буду я
как поэт с поэта все спросить с себя…

Что угодно Боже, так и буду жить.
Тем и подытожу прожитую жизнь.

Степью ковыльной,
горькой полынью
мы вскормлены, саки.
Мы вспоены пылью.
Нас Боже всесильный
творил лишь для драки.
Для боя лихого
коня вороного
дал щедро Всевышний.
Несемся и грохот,
ругань и хохот
каждый услышит.
И встрепенется,
в темень забьется,
сожмется от страха.
Коль воля дается,
мы ею упьемся
до смертного праха.

05.95 г. ХХ в.

Кто последний, а кто тут первый
в долгой очереди чудаков,
измочаливших сердце и нервы
в ожиданье возврата долгов?

Перепутали, перепутались:
кто кому кредитор, кто в расход.
В обещаниях Веры закутались.
Но приходит надежде исход.

В обреченных Дракон рождается,
в затуманенных – горестный раб.
Снова с крика все начинается:
«Недограбленное – ограбь!»

Отрезвленью Предтеча – похмелье,
пред последним – пьяный дебош.
Кто поставлен сейчас на колени,
того завтра уже не трожь.

На кого ж помолиться нам надо,
чтоб отвел от нас всех искус,
коль дерется в полях без пощады
с Магометом, сойдясь, Иисус?

К какой стенке пристать, дружище,
это сам уже выбирай.
Но когда загасят пепелище,
на Земле будет мерзкий лишай.

06.06.1993

В 1982 г. мне приснился Владимир Высоцкий…
Он звал меня с собой в том сне

«Что мне приснилось – больше не приснится.
Как заклинаньем отгоняю страх.
Но видел я простертую десницу,
она звала меня побыть в других мирах.

Я чувствовал во сне, лишь раз сомкнутся
ладони наши в сумрачной тиши,
то будет мне отказано вернуться
в мир, где любил тебя и где грешил.

Но я все ж вскинул руку в нетерпенье
уйти, забыв суетные дела…
Уже я слышал ангельское пенье,
но не разверзлись надо мною небеса.

Твой взгляд, твой взгляд ворвался в эту встречу,
перевернув отчаянно весь сон.
Я понял, что за все грехи отвечу,
Но, коль уйду, то буду сверхгрешён.

И не познать моей душе покоя,
и ни в каких мирах любви не знать,
если приму решение простое, —
уйти сейчас, чтоб больше не страдать.

Томительно желанье счастья.
Когда и с кем оно придет?
Кто примет в том свое участье?
Да, знать бы это наперед.

Я приготовился бы к встрече:
все перегладил и отмыл,
расставил бы парадно свечи,
портреты выставил светил.
И счастью распахнул бы двери,
горя воскликнуть: «Суюнши!»
И с ним оттаял бы от тверди,
зажатой холодом души…

Уйти бы сердцем в ожиданье,
приняв монаха строгий вид,
чтоб долгожданнейшим свиданьем
покой в себе разворошить.

Оно придет, – я в это верю.
Но вот боюсь, что невзначай,
зайдя не узнанное в келью,
услышит просьбу: «Не мешай!»

Твои глаза,
как небо,
в моих – ожог земли.
Твоя фигура —
стебель.
в моей, – тома Золи.
Ты бабочкой порхаешь,
готовой хоть в Париж.
А кто стоит у края,
тот слышит только тишь.