Регина Пименова - Хроники Вилдена. Книга 2: Человек в железной маске

– Я нашла подходящие тела. – Сообщила Хранительница жизни, незаметно возникнув рядом. – Поспеши.

Повелитель стихий кивнул и последовал за эльфийкой. В большой комнате, куда она привела его, царил синий полумрак, словно они находились в открытом пространстве Междумирья. В центре стоял квадратный стол, заполненный сосудами с душами. Хранительница превращала их в круглые сгустки – зерна судьбы – и передавала флаконы Повелителю. Зерна судьбы очень хрупкие – одно неловкое движение и душа будет уничтожена. Доставать их из сосуда дело трудное и не всегда заканчивается удачно, даже у богов. Если бы Повелитель стихий был человеком, то он бы покрылся испариной от напряжения. Но вот первое зерно у него на ладони. Небольшое, чуть больше ноготка, как яйцо карликовой перепелки, что населяют степи созданного ими Вилдена. В синей дымке Хранительница жизни отыскала нужный мир, приблизила его, проникла в верхние слои. Повелитель стихий был рядом. Перед ними возникла небольшая деревня на краю пушистого леса с сиреневыми листьями. Здесь жили существа, очень похожие на людей, но это были не люди. Повелитель стихий проник в один дом. На маленькой кровати, в тесной комнате спали двое, утомленные любовными ласками. Бог стихий мысленно разрезал живот женщины, раздвигая в стороны кожу и плоть, осторожно положил зерно судьбы в ее чрево и снова закрыл рану. Женщина ничего не почувствовала, даже не пошевелилась, продолжая сладко спать. Все прошло удачно. Теперь нужно приступать к следующим будущим ученикам. Через определенный срок на свет появятся дети, которым нужно будет помочь, за которыми нужно будет наблюдать, следить, направлять. Воспоминания душ могут иногда смутить и даже напугать, надо будет помочь им пережить это. И когда они достаточно окрепнут, можно будет приступать к обучению. Но это будет еще не скоро.

Когда все духи погибших подмастерьев обрели свои тела, оба бога рухнули на пол от бессилия. Теперь им нужно время, чтобы вернуть былую силу, а потом наступит расплата за это вмешательство в чужие судьбы. Какая это будет расплата, они не знали, но были к ней готовы.

«Не одинаков смертного состав —

Бог создал нас, добро и зло смешав».

Саади, иранский поэт

Хединская империя. Хедин

Сивиль проснулась от того, что в животе кто-то тихонечко пинался… Положив руки на круглый живот, она гладила себя, успокаивая ребеночка. Малыш хотел кушать. Она чувствовала это и позвала служанок, потребовав завтрака. Она много ела в последнее время и сильно располнела. Тонкая талия исчезла, бедра расширились, но это совсем не волновало девушку. Ее любимый мертв, а больше никакой мужчина ей не нужен. Самое важное – у нее будет ребенок от любимого человека. Она каждый день просила Небеса послать ей сына, похожего на отца. Сивиль с наслаждением съела все блюда, что ей принесли, и блаженно растянулась на кровати. Ей совсем не хотелось вставать. Пусть дедушка все решает, а она еще поспит. Хватит с нее новогодних мероприятий. Она так находилась в первый день нового года, что потом всю ночь не могла уснуть – болело все: голова, ноги, спина и живот. Тогда Сивиль так испугалась, что решила больше не участвовать в государственных делах. Для этого есть канцлер и консул.

Но выспаться ей не удалось. Мама бесцеремонно вытащила ее из кровати и приказала идти в Большой приемный зал. Сегодня Публичный день, поэтому императрица должна обязательно присутствовать, ее должны видеть простые люди, иначе пойдут ненужные сплетни и слухи. Напрасно Сивиль топала ножкой и надувала губки, мать оставалась непреклонна. Пришлось идти.

Время текло ужасно долго. У Сивиль затекла спина и ноги, трон казался каменным и даже подушки не помогали. Она смотрела на бесконечную череду представителей всех сословий и гильдий, мысленно проклиная их всех. Все решения принимал ее дедушка и дядя, ей нужно было лишь иногда произносить традиционные слова и кивать головой. После смерти Чогоса весь процесс Публичного дня стал вестись по старым традициям, и простой народ приходил просить в этот же день. От скуки Сивиль решила послушать, что же там просят эти ужасно одетые нищие и услышала то, что заставило ее встрепенуться.

– … А после войны все еще хуже стало. Грабят на улице и даже не боятся ничего. Убивают за кусок еды, даже женщин и детей режут…

– Довольно! – Канцлер остановил говорящего мужчину. – Мы все это знаем и принимаем все необходимые меры.

– Как же так? – Не унимался просящий. – У вас столько воинов в гарнизоне день и ночь площади топчут, маршируют. Пустите их в город, пусть за порядком следят…

– Как ты смеешь давать советы Императрице Великой Хединской Империи?! – Катар был похож на злобного пса – сморщенный с горящими злостью глазами.

– Канцлер, – Сивиль строго посмотрела на дедушку, – я понимаю тревоги народа. Я, как Императрица, обязана защищать мирных жителей. С грабителями и убийцами необходимо бороться. Хронист! Пиши мой приказ: всех нищих, ведущих разбойный образ жизни арестовывать и применять к ним наказание в виде повешения. Сразу же. И не надо тратить времени на разбирательства. У нас и без этих воров дел хватает.

Сивиль видела, как дедушка и дядя ошеломленно уставились на нее, одними глазами выражая все свое негодование, но она преспокойно отвернулась от них. Карион Белый так же укоризненно покачал головой. «Ну и пусть! Я Императрица, и пока не родился и не вырос мой сын, только я одна управляю Империей, а они всего лишь помогают мне. Пусть всех этих грабителей и убийц убьют, может быть среди них будет и тот, кто убил ее любимого. Пусть убьют несколько человек, зато они больше никому не причинят вреда. Больше не один ребенок не останется без отца. Да, я все правильно сделала. Пусть болтаются на веревках их жалкие тела!»

Просящий, с расширившимися от ужаса глазами, поклонился и попятился назад, спеша поскорее убраться с глаз беспощадной Императрицы. Заметив это Сивиль улыбнулась, чувствуя свое превосходство, и тут ее осенила мысль. Она начала активно вмешиваться в дела народа, отклоняя многие просьбы, ссылаясь на нужды предстоящей войны с изменниками, незаконно забравшими земли ее сына – правителя Великой Хединской Империи. Но ни канцлер, ни карион Белый, ни консул – никто не мог ничего возразить. Это бы означало попрать законную власть, и тогда бы никто не стал уважать Сивиль и ее сына. Зная это все молчали, лишь посылая многозначительные взгляды взбалмошной правительнице.

В этот день не все пришедшие осмелились явиться пред очи Сивиль. Зато вечером она получила то, чего и добивалась – разгневанный дедушка запретил ей участвовать в управлении империей. Теперь она будет предоставлена сама себе. Когда Катар оставил ее в покое, Сивиль уселась на мягкое кресло, вытянула ноги и стала гладить живот, сильно разболевшийся после всех треволнений бесконечно долгого дня.