Дмитрий Аккерман - Fur Elise. Мистический сборник

Стоило мне лечь в кровать, как мне начинало казаться, что Юленька лежит рядом. Живая. Теплая. Нежная. В тот момент, когда я засыпал, я уже был уверен, что мне не кажется – я даже был озабочен тем, чтобы мама не вошла в самый важный момент. Юленька была не просто живой – она была моей женщиной. По ночам у нас происходило то, что до этого не могло мне и на ум придти: она оказалась страстной и изощренной развратницей. Я просыпался под утро в поту и сперме, с промокшей от слюны подушкой, с бедрами, исцарапанными ногтями… чьими?

И в этот момент ко мне приходило осознание того, что на самом деле она лежит, заваленная землей, в тесном гробу. Живая. Беременная. Голодная. Последний момент меня почему-то особенно нервировал.

Через три недели после похорон я решился пойти к ее могиле. Не знаю, почему я не сделал это раньше – вероятно, слишком тягостными стали для меня похороны. Могила была усыпана живыми цветами – совсем свежими. Я цветы не принес – я пришел не на могилу, а к любимой. А ей цветы никогда не нравились.

Именно там, сидя на наскоро сколоченной скамеечке и глядя в ее улыбающиеся глаза на фото, я и сформировал свой план. План был хорош. В нем были только два сложных пункта. Мне мешала мама. И мне нужна была ее машина.

Фотографию с памятника я отодрал перочинным ножом.

В прошлом году мама как раз в июне уехала на море. Как я потом случайно выяснил, с дядей Сережей. Вернее, это я лет восемь назад называл его дядей – тогда он был другом отца и часто бывал у нас в доме. В тот раз мать предупредила меня за двое суток, оставила полный холодильник продуктов и исчезла на две недели.

Для нее и для меня было бы лучше повторить этот маневр. Но она, похоже, была в разладе не только с дядей Сережей, но и со своими официальным хахалем Вальдемаром, престарелым пузатым папиком, который не по годам называл меня «шкетом» и вкусно ароматизировал пространство коньяком. По ней это было сразу видно – она была нервной, рассеянной и постоянно красилась.

Да и к черту все. На подготовку к первому этапу плана ушла неделя – я исчертил тонну бумаги и обдумал все до мелочей. Технологию процесса я изучил еще лет пять назад по детективам – как будто чувствовал, что мне это потребуется.

Теперь все зависело от мамы. Обычно в таком настроении у нее просыпалась обостренная любовь ко мне, а потому можно было рассчитывать на успех. В четверг вечером, когда она в очередной раз красилась, я невинным голосом сказал:

– А поехали завтра на дачу?

Она чуть со стула не упала от удивления – и в лучшие-то времена меня было на дачу калачом не заманить.

– Чего это ты?

– Да скучно в городе. Побудем вдвоем, там хорошо, наверное…

Я выбрал верную интонацию. Мама считала себя деревенской по происхождению и любила помечтать о том, что мы когда-нибудь построим дом, поселимся в нем и будем разводить кур.

– А что, поехали. Отличная идея. Ты молодец у меня.

Рубикон был перейден. У меня разом исчезла предательская дрожь внутри – остался холодный расчет. Надо было не забыть напомнить маме заправить машину – чтобы потом лишний раз не светиться на заправке.

На даче и в самом деле было хорошо. Самое главное – там не ловил телефон. Мы приехали уже под вечер – я разжег печурку, мы поужинали и долго сидели, глядя на отсветы огня на стенах. Дело я отложил на завтра, но случай помог все ускорить.

– Выпью-ка я пива, – сказала мама. Обычно на ночь она не пила – боялась растолстеть. Но тут, наверное, на нее подействовала романтика вечера. Я сидел не шевелясь, боясь спугнуть удачу.

Она взяла бутылку, отхлебнула из горлышка, поморщилась от подступившей пены. Я молча встал, принес ей кружку.

– Спасибо, – сказала она, погладив меня по голове. – Ты стал совсем большой. Скоро уйдешь к какой-нибудь девочке, и останусь я одна…

Я кивнул. Мне нужно было, чтобы она вышла из комнаты. Хоть на минуту.

Наверное, она читала мои мысли.

– Эх, не досижу, – она встала, потерла них живота, застенчиво хихикнула. – Темно там…

– Фонарик возьми, – сказал я.

– Ага.

Я прислушался к удаляющимся шагам. Быстро достал баночку от валидола, высыпал порошок в пиво, круговыми движениями размешал. Посмотрел на свет – порошок быстро растворялся. Дело было сделано. Почти.

Отключилась она почти сразу. Допила пиво, посмотрела вокруг рассеянным взглядом, встала, села на кровать и тут же упала на нее, закрыв глаза.

Я подождал для верности минут десять. В тишине громко тикал будильник. Потом задернул плотные шторы, проверил крючок на двери. Убедился в том, что ключи от машины лежат на столе. Потряс маму за плечо. Она мирно сопела.

Внутривенные уколы я никогда не ставил, но в кино про наркоманов видел, как это делается. В вену я попал с третьего раза. Руки тряслись, однако струйка крови в шприце подтвердила: есть. В вену медленно потек инсулин. Три ампулы я украл у одногруппника Вовки – его бабушка страдала одновременно склерозом и диабетом. Для того, чтобы вытащить из коробочки нужный мне препарат, мне хватило секунды.

Теперь, если верить писателям, нужно было подождать полчаса. Раньше мне было бы страшно. Но теперь я сидел и думал о том, что скоро буду вместе с Юленькой.

Я не сразу заметил, что мама перестала дышать. Ее лицо вытянулось, челюсть некрасиво отвисла. Теперь мне предстояло самое тяжелое.

От соседнего дома падал свет. Этого хватило, чтобы увидеть, куда втыкать лопату. Копать я стал на грядке – там была мягче земля. Под ногами путалась какая-то зелень – я безжалостно крушил ее. Ниже пошла глина – копать стало тяжелее. Впрочем, мне не надо было делать большую яму – достаточно и полуметровой глубины.

Тело оказалось неожиданно тяжелым. Сначала я хотел унести ее на руках, но не прошел даже двух шагов. Тогда я положил ее на пол, схватил за ноги и потащил. На мою удачу, грядка была недалеко.

Сосед выключил свет как раз тогда, когда я заканчивал оформление грядки. Насыпал сверху какой-то травы, и участок обрел первозданный вид. Путь был свободен.

* * *

Он нечасто водил машину, тем более ночью. Поначалу она вихляла по дороге, но затем он приноровился и поехал более-менее прямо. Хуже всего было бы, если его остановила милиция. На этот случай на сидении рядом с ним лежал топорик.

Он поехал через аэропорт – так было ближе, чем через центр, и меньше вероятности попасться. Конечно, на перекрестке в аэропорту обязательно дежурит патруль – но он ловит в основном приезжающих и отъезжающих.

Все обошлось благополучно: патрульный рассеянно посмотрел сквозь него и отвернулся. В городе ехать было легче – светло, мало машин, нет пешеходов. Он проехал окольной улицей и быстро добрался до кладбища. Уже подруливая к нему, он подумал, что маму можно было бы закопать в юленькину могилу. Тогда ее точно никогда бы не нашли.