Владимир Симаков - Раздумья. Стихи и проза

Иные конкретны, иные туманны.

Советы хороших людей и не очень,

И данные вскользь, между дел, между прочим…

Семья строит дом. Этот дом – ваша крепость!

Любовь пусть отвергнет коварство, нелепость!

Не нам вас учить, ваше чувство со стажем:

Любовь вам совет и решенье подскажет.

В любви и согласии счастье и сила…

Храните любовь, как доныне хранили.

*****

С повзрослением, внук!

Вот и стал ты мужчиной.

Свое званье «супруг»

Подтверждай же отныне

И надежным плечом,

И заботливым словом,

А неправым делам —

Приговором суровым.

Пусть Наташа с тобой

Жизнь пройдет без кручины:

Лишь с любовью большой

Остаешься мужчиной.

Стань любимым отцом,

Как прилично мужчине,

Чтоб поздравить в лицо

С возмужанием сына,

Чтоб порою седою,

Собрав близких в круг,

Мог сказать (вслед за мною):

«С возмужанием, внук!»

*****

Я не пишу стихов о доброте,

И объясненье у меня простое:

Боюсь сказать не то, слова не те

Меж бесконечных дел и суетою.

Тем более стихи тут ни к чему…

Нужна ли доброте высокопарность?

Двусмысленности тягостны уму,

И сердцу тяжела лжесолидарность.

И слову доброму не нужен яркий свет,

Не нужно телерадиовещанье —

Довольно вызвать светлый взгляд в ответ,

Минуту благодарного молчанья.

Довольно, если слово принесет

Кому надежды луч, кому-то пламя.

Прекрасно, если слово прорастет

Бесхитростными добрыми делами…

Возможно, я сказал слова не те,

Но… сложно говорить о доброте.

*****

(авторский вариант)

Под знаменем славным и гербом державным,

Под сенью великих российских имен

Мы все присягаем заветам их давним

И отдаем благодарный поклон.

Припев:

Гордым терпеньем, немыми страданьями

Ратною славой твой путь осиян.

Славься, Отчизна, благими деяньями,

Счастьем и дружбою всех россиян!

Пусть будут твои рубежи нерушимы

И не напрасна пролитая кровь.

Пусть светят в сердцах наших неугасимо

Извечные вера, надежда, любовь…

Припев.

Пусть замыслы будут в сердцах благородны,

Достоинство в душах живет, а не страх,

И крепнет держава единством народным

В любых испытаньях земных и трудах.

Припев.

*****

Береза любила слушать поток. Он журчал нечто похожее на песни, беззаботно рассказывал небылицы и о чем-то шептал загадочно и с волнением. В ответ береза шелестела о своих заботах и неприятностях: у одиноких тоже бывают огорчения. Но поток заглушал вздохи листвы. Иногда отражение березы падало в воду, и она узнавала себя.

– Мы – родные души, – думалось белоствольной и верилось, что поток к ней стремится, размывая берег.

Весной она низко-низко наклонилась к воде и только теперь заметила, что поток пробегает мимо нее. Захотелось березе остановить его, задержать в своих объятиях.

До середины не дотянулась и тяжело опустилась в воду. Поток развернул ее, оборвал все, соединявшее дерево с прошлым и повлек за собой.

Береза медленно поплыла, захлебываясь от радости, цепляясь за окружающих, собирая вокруг себя грязь и пену и не замечая, что поток обгоняет ее и в любую минуту готов оставить.

Человек начинал свой путь в темноте. Любой огонек мог стать для него маяком, любая звездочка – целью жизни.

Луна осветила ему путь. Блистательная и таинственная, она не имела равных себе.

И достать ее можно было, поднявшись на ближайшую сопку.

Человек пошел за Луной. Ему встречались уютные огни лесных сторожек и городских квартир, сверкающие автострады и зарева больших строек. Но его раздражали дым костров и пожарищ, суета строек и быта. И стены домов заслоняли Луну, и дороги разбегались по своим делам.

А человек шел и шел к Луне. Иногда она оказывалась совсем рядом: балансировала на крыше, купалась у берега, заглядывала в окна. Но она же таяла на глазах, строила гримасы, пряталась за любым прохожим облаком, возникала у человека за спиной, могла не появляться совсем, а приходя, светила всем одинаково.

И оставалась по-прежнему далекой. Жизнь прошла в погоне за Луной. А она и светилом не была, могла быть разве что спутницей

Тополенок тянулся к солнцу. Больно хлестали его рвущиеся струны ливней, гнули ветры, топили в снегах метели. Осенью ветры разворовывали листву, и тополенок месяцами стонал от зимней стужи. Весной он оживал и с каждым годом приближался к солнцу. Правда, оно оставалось еще очень далеким. И тополенок засомневался: тянулся на юг, где солнце сильнее грело, закидывал ветви на восток, пытаясь изловить звезду на восходе, бросался в обратную сторону и расстилал ветви на западе, приглашая усталое свтило на приготовленное ложе.

Через несколько лет на месте тополенка стояло разлапистое дерево. Ветры затихали в его кроне, дожди запутывались в листве, снега ложились лишь у его подножия. И само дерево никуда уже не стремилось, ни к чему не тянулось и тенью своей другим заслоняло свет. Оно слышало, что к солнцу дотянулись другие.

Унылый дождь прекратился, и солнце щедро расцветило краски скверов и парков.

Капли дождя и слез падали с деревьев под тяжестью узнанного и разгаданного в морщинах и шепоте листвы. Листья, избавившись от грустных воспоминаний, облегченно расправляли крылья и, глядя на посвежевшие краски, готовились к новой жизни. Тем более, что порывы ветра куда-то звали, что-то обещали.

Поверив ветреным призывам, листья легко срывались с ветвей и устремлялись в неизведанность. Но груз прожитого не позволял им угнаться за ветрами, которые не отличались постоянством, меняли направления, исчезали. И листья, бесцельно покружившись, безмолвно устилали аллеи, тротуары и мостовые. При новых порывах ветра некоторые еще пытались взлететь, но тут же падали. Самые яркие, собравшись в букеты, попадали в тепло городских квартир. А основная масса в преддверии холодов оставалась на улицах. Их безжалостно топтали ноги, давили колеса, сгребали лопаты, куда-то увозили машины.

Раньше писали: «Осторожно, листопад!» Но это было когда-то…

Из трещин расколовшейся тверди сочилась огнедышащая магма, сжигая леса и дома, погребая дороги и нивы. Бессильные противостоять огню одни бежали, другие сгорали. А художник услышал в грохоте недр трубы небесные, возвещающие рождение нового мира, увидел в огнепепельном факеле над кратером зовущий маяк. И спешил запечатлеть неповторимость происходящего. Но краски переливались одна в другую стремительней, чем удавалось найти им соответствие в палитре и бросить на холст. А растущий конус все более заслонял горизонт, и все менее виделось сквозь дым и пепел.