Карл Мунк - Один

Кое-кто из воинов выдернул меч из ножен, но тут же стыдливо спрятал обратно.

Военачальник развернул лошадь. Птицей подлетел к старику. Морщинистое лицо того искривила гримаса страха. Мальчишка держался смелее, с детским любопытством рассматривая чужака.

Колдун хитрил: он попросту тянул время, пока в лагере винилов спешно снаряжался необыкновенный отряд воинов. Правда, поди заговори кому-нибудь зубы, не зная языка, но стоило рискнуть.

Старик, покряхтывая, сполз с осла, который тотчас дал деру, уволакивая за собой мальчишку. Мариус не стал разъяснять, что прыти животному придала колючка, ловко сунутая под хвост.

Колдун знаками пригласил воина померяться силами. Вандал, скорее удивленный, чем обозленный подобной наглостью, ткнул старика указательным пальцем. Колдун пошатнулся, но устоял. И, в свою очередь, ткнул воина, чуть коснувшись.

К арене необычайного поединка понемногу, по двое-трое, начали стекаться воины. Вандалы, простодушные в своем превосходстве, торопились не упустить потеху. Некоторые оставляли оружие. Другие ограничились короткими ручными кинжалами. Винилы же на поле битвы не показывались.

Старикашка юлил вокруг высокорослого военачальника, шипел, норовя оказаться в недосягаемости железных кулаков противника. Воин забавлялся, как перышко, швыряя старика.

Присутствие зрителей-сородичей придало воину молодцеватой удали. Теперь и вовсе не трогаясь с места, воин подбирал момент, когда колдун ненароком оказывался под рукой.

Знай вандал о затее Фригг, часть уверенности и самодовольства он порастерял бы еще в первый момент поединка: как ни старался военачальник повергнуть ниц своего тщедушного противника, старик оказался увертливее ящерицы без хвоста. Часть вандалов явно перешла на сторону старика, подбадривая новоявленного фаворита одобрительным ревом. Стан разделился.

Воин, уже сердясь не на шутку, скрежетал зубами, проклиная себя за то, что с самого начала не смял старикана. Теперь волей-неволей приходилось следовать условиям поединка, которые он сам же и навязал противнику.

Приходилось топтаться на месте. Трава, и так побитая солнцем и пылью, теперь и вовсе смешалась с песком.

Колдун приободрился: амулет, дарованный таинственной незнакомкой, так кстати появившейся в лагере накануне, действовал.

Всю свою долгую жизнь колдун морочил ближних своей сопричастностью к чудесам и гордился перед сородичами милостью, даруемой богами избранным. Но, по правде сказать, сам считал полной чушью все, что твердили в народе о великих асах.

Девушка, возникшая в ночи у костра, где вдали от остальных воинов колдун и его ученик в последний раз репетировали утреннее представление, веру в богов Асгарда не поколебала. Он принял незнакомку за одну из тех распутных пиявочек, что вечно ошиваются в военных станах в ожидании подачки и жалких любовных крох, что воины на отдыхе швыряют безвестным, невесть откуда приходящим и точно так же исчезающим случайным спутницам.

Но незнакомка на привычных бродяжек походила лишь неожиданным появлением. Мариус даже забыл о своей роли глухонемого, уставившись на гостью.

– Ты – прорицатель среди этого сброда? – огорошила девушка с первых же слов.

Женщинам не полагалось быть столь откровенно насмешливыми, когда имеешь дело с мужчиной.

– Ну, – усмехнулась та, словно прочитав мысли. – Я не вижу здесь мужчин, разве что половину, да и то не лучшую!

Колдун, хвативший, было, плеть для насмешницы, построжел, нахмурился. Ответить грубостью не рискнул.

Колдун повторил показанный ночной гостьей жест – и души воина и старика перенеслись на многие расстояния и времена от действительности.

Для зрителей же по-прежнему ничего не изменилось: все так же злился, промахиваясь, военачальник вандалов и по-прежнему мельтешил неугомонный старик.

Повинуясь чарам небесной царицы Фригг, время пожало плечами, но остановилось. В самых нелепых позах замерли воины. Лошади, переступавшие передними ногами, застыли скульптурными изваяниями. Лишь воздух дрожал, пронизанный жаром безумства.

А воин и колдун, шагнув в другое измерение, очутились под куполом такого синего неба, которого не бывает. Не было и быть не могло ярко синего песка с чахлыми голубыми кустиками растительности, и ровного света, лившегося ниоткуда.

– Ты, мерзкий колдун! – рванулся вандал к старику. Но, пробежав несколько метров, упал навзничь, словно ударился о преграду.

– Проклятье! – взвыл воин. – Будь проклят ты и твои потомки!

Колдун упал на четвереньки, пораженный не менее воина: он знал, что богиня обещала победу. Но не мог и помыслить, что придется платить такую цену.

Душа старика, коль такая существовала в теле старого обманщика, встрепенулась, готовая вырваться.

Вандал, по-видимому, чувствовал себя тоже отвратительно.

– Великий Один! – взмолился старик: весь его опыт, все знание жизни восставали против. Привычные понятия, впитанные человеком с первого мига, восстали, грозя расколоть сознание на бессмысленные осколки.

– Помоги, Великий! – вторил вандал.

И тут синий купол разверзся, пропуская легкую колесницу. Подгоняемый хлыстом, восьминогий конь сыпал искрами из-под копыт. Его грива стелилась темной массой, а вишневый глаз косился на возницу. Один правил в центре арены: там, разделяя противников, проходила ось миров. Ас не знал, но догадывался, что лишь единственное существо осмелилось бы вмешаться в спор, перетянув канат, на котором держалось равновесие времени.

Всплыли слова, брошенные в запале: «Победит тот, кто первым выступит на поле брани».

Поединок двух воинов, который мог решить исход всей битвы, был не в диковинку. Часто, когда к границам чужих земель приближалась рать противников, навстречу выезжал кто-то, рискнувший собой, и, осыпая неприятеля бранью и насмешками, вынуждал выйти в боевой круг одного-единственного: тогда сражались насмерть.

Если в бою у тебя была надежда, что вражеское копье промахнется, и смерть достанется другому, то в поединке жизнь доставалась только с победой.

Вызов, принятый одним, всегда заставлял Одина, как не торопили другие дела, не покидать место сражения, пока в неловко отраженном ударе или трусливом повороте руки он не определял исход. И только тогда, и то не всегда, позволял себе приспешить конец, сыпанув в глаза слабейшему пригоршню песка или толкнув ветром в спину.

То, что поединок старика и вандала дело проказливых ручек божественного происхождения, не так взбесило великого аса, как подбор противников. Явная насмешка над словами великого, что в схватке победит сильнейший: значит, непокорный был на вчерашнем пиру или, по крайней мере, подслушивал. Колдуну же, отделенному от вандала непреодолимой осью миров, грозила лишь гибель от ужаса. Один с брезгливостью глянул на трясущийся костлявый стручок: старик упал ничком, зарывшись лицом в песок, как только Слейпнир коснулся поверхности. Впрочем, огорчился ас, его фаворит-вандал выглядел ничуть не лучше.