Ян Барщевский - Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

Удивлённо смотрит она на блеск дорогих брильянтов; таких огромных богатств и во сне никогда не видала; сорвала с письма печать, глядит, писано рукой Альберта; дрожа, дочитала письмо до конца и была потрясна: не знает, что делать.

— Альберт прислал мне подарки, — сказала она своей приятельнице. — Пишет, чтоб я в этом экипаже немедленно приехала к нему; не знаю, как мне поступить в этом случае?

— Без сомнения надо немедленно ехать.

— Но не потеряю ли я его уважение из-за такого смелого поступка?

— Он не думал об этом, посылая за тобой коней и приглашая приехать.

— Как он переменился! Раньше, когда он навещал меня, то каждое его слово было проникнуто робостью, а теперь такой надменный!

— Прислал богатые подарки, так уж имеет право быть надменным. Но ведь в высшем свете, если кто извлекает пользу из знакомства с богатым паном, то это не задевает его чести.

— Тогда я еду.

— И чем скорее, тем лучше, ибо, если он потеряет терпение, то его настроение переменится, и он встретит тебя сердитым взглядом.

Мальвина поспешно принялась за свои туалеты, надела своё самое лучшее платье; приятельница причесала ей волосы, постаравшись, чтобы ей всё было к лицу. Надела Мальвина на себя брильянты, присланные Альбертом, и села в коляску. Ехали полчаса и вот уже на месте.

В передней встретил её Альберт, пригласил в гостиную; всё там было обставлено со вкусом, везде изобилие богатств. Удивилась Мальвина такой неожиданной перемене его судьбы. Альберт в её глазах сделался совсем иным. Его осанка и лицо приобрели дивное величие, в его речах она ощутила необычайный разум и остроумие.

На столах тут же появились дорогие фрукты и конфитюры; он просит её выбирать всё, что по вкусу, и по ходу дела рассказывает, как в нём пробудилось желание непременно увидеть её сегодня.

Каждое слово любимого звучало для неё как приговор.

— Вспоминала ли ты обо мне хоть иногда, — спросил Альберт, — с той поры, как мы последний раз виделись с тобою?

— Как же не вспоминать, коли во всех домах каждый день идут разговоры о счастье Альберта?

— И что же говорят?

— Всяк судит по-разному, но ничего наверняка.

— Пусть люди поломают головы; я ж скажу только одно: разбогател, не обижая ближнего.

— Да и я не слыхала, чтоб кто-нибудь был обижен Альбертом.

Сидя вдвоём в комнате, они беседовали, вспоминая всё то, что было между ними прежде. Часы на стене заиграли мелодию, и уже пробило полночь.

— Не хочешь ли, Мальвина, — спросил Альберт, — посмотреть мой домашний театр?

— Кто ж будет играть в твоём театре, когда нас только двое?

— Есть у меня актёры, запертые в шкатулке, сейчас они появятся перед тобою.

— А не будет ли чего-нибудь страшного? Сжалься, не пугай меня, сейчас ведь самая полночь.

— Неужели ты думаешь, что я настолько жесток, что могу шутить над твоим испугом? Не будет никакого страха, ты лишь узришь чудеса, которые будут тебе непонятны.

Сказавши это, он взял агатовый кремень и огниво. Стоя рядом с нею, начал высекать огонь. Неслыханные чудеса видит Мальвина: искры, падающие на пол, превращаются в огоньки, а из этих огоньков появляются маленькие человечки; кудрявые волосы на их головках пламенеют, словно хлопок или лён, охваченные огнём; глазки, как искорки, мигают красным светом, а за плечами у них прозрачные крылышки, как у бабочек. Одни летали под потолком, выделывая разные фигуры, другие проказничали на столах, диванах, на полу, возле люстр и картин, изображая зверьков, птичек и насекомых.

— Ах! Довольно, довольно уже! — закричала Мальвина. — Не могу больше смотреть на эти ужасы. Мне становится тревожно.

— Пугливое создание! Неужели в их облике есть что-то страшное? Это ж купидоны, которых ты, наверное, не раз видела на изображениях прекрасной Венеры.

— Ах, Альберт! У них на головах пламя и смотрят они так ужасно!.. Кровь стынет в жилах.

Альберт махнул рукою и всё исчезло, будто это было во сне. Испуганная Мальвина долго ещё не могла успокоиться. Он же посмеивался над её боязливостью. Когда испуг прошёл, а шутки кончились, они стали беседовать, переходя в разговоре от одной темы к другой, покуда на небе не занялась заря.

Мальвина, вернувшись домой, не могла забыть о происшедшем. Рассказала она обо всём по секрету своей приятельнице и решили они, что в облике тех человечков являлись злые духи, а Альберт — чернокнижник, и богатство своё добыл чернокнижничеством.

Этот секрет, переходя из уст в уста, уже в скором времени стал известен в городах и весях, и всюду об этом говорили со страхом.

Старики наказывали молодым да неопытным, чтоб избегали знакомства и дружбы с Альбертом. Непристойные забавы и разговоры, избыток вина в его доме всё больше подтачивали моральные и телесные силы всех тех, кто собирался у него, чтобы вместе проводить время в постыдных утехах.

Прошёл год, минул второй. Альберт сорил деньгами, всё делалось по его воле; поток развлечений не ослабевал. Мальвина хоть и не сомневалась в его связях со злым духом, но покорялась его желаниям.

Однажды Альберт с компанией бездельников забавлялся до полуночи за картами и вином. Хозяин и гости были в весёлом настроении. В шутливом разговоре один из них спросил:

— А правда ли, Альберт, что ты чернокнижник, как утверждают некоторые? Вызови перед нами духа, мы его ещё никогда не видели.

— Я знаю, — ответил Альберт, — кто разнёс обо мне такие слухи. Но сегодня не хочу ничего скрывать от вас и сейчас всё вам покажу.

Глянул на огонёк свечи и позвал:

— Никитрон!

С тревогой собравшиеся смотрели на внезапное чудо: пламя свечи взметнулось под самый потолок и вдруг в воздухе появилось прозрачное колеблющееся существо; опустилось на пол и, приняв облик юноши, стало ожидать приказаний Альберта.

— Поспеши поскорее к Мальвине и проси её ко мне.

Дух вылетел в окно; прошло не более получаса, как в комнату вошла Мальвина, бледная от испуга, и произнесла дрожащим голосом:

— Зачем, Альберт, пригласил ты меня сюда? Хочешь меня одну выставить на посмешище перед компанией твоих собутыльников?

— Ты будешь не одна.

Он посмотрел на картины, на которых были изображены мифологические нимфы, и произнёс:

— Вот тебе подружки!

Едва он сказал это, как нагие нимфы, покинув полотна на стене, в облике живых женщин стали прогуливаться по комнате.

Все стояли в молчании, со страхом глядя на эти чудеса. Перепуганная Мальвина закричала истошным голосом и без чувств упала на пол.

— Никитрон! — позвал Альберт. Появился дух, и Альберт приказал ему отнести Мальвину к ней домой, где она через несколько минут очнулась от беспамятства, лёжа на своей постели в собственной комнате, с дрожью вспоминая жуткое видение.