Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города

А там, за ним, за гранью неба вздымалась черная заря!

Закат таких цветов не ведал — и мрак упал на короля…

2. ПОГОНЯ

Лес встретил путников молчаньем… Лишь шорох листьев, шепот трав

Своими тихими речами манили в сонный мир дубрав.

И королева задремала, Евгению прижав к груди,

От тяжких дум она устала, не зная, что ждет впереди…

Три юноши скакали рядом, но все тревожней и темней

Лес становился… Хмурым взглядом возница оглядел коней —

И подозвал к себе он принцев, сказав, что долог был их путь,

Необходимо дать напиться коням, немного отдохнуть.

И Эдельвейс, мать не тревожа, решил к реке спуститься вниз —

Коней вели, держа за вожжи, и вышли к берегу, под тис.

Там, под его могучей кроной, коней уставших распрягли,

На землю постелив попоны, костер поодаль разожгли…

Поужинав, все вместе сели вокруг костра… Средь тишины

Трещали сучья и алели — вокруг летали искры-сны…

Вдруг старый кучер, беспокойно на королеву глядя, встал,

Немного отойдя в сторонку, вернулся снова и сказал:

«Про этот лес дурная слава спокон веков идет вокруг»…

«Какая?!» — королева встала, в глазах ее застыл испуг —

И молвил ей старик печально: «Легенда старая гласит,

Что в этих дебрях изначально Лес неприкаянных стоит»...

«Но что же это? Расскажи нам, какая в нем беда для нас?»

«Подверженные разным винам там души мертвых ждут свой час —

О, королева, разрешите — легенду расскажу я вам…

Никто ведь правды не изведал, и можно ль верить чудесам:

В глухом лесу видны лишь тени, и спрятан там от глаз людских

В густой и непроглядной тени приют последний душ иных.

Здесь даже днем лишь отблеск солнца, клубясь, струится сквозь листву,

Здесь только эхо раздается, не нарушая тишину.

Иные души… неподвластны они ни свету дня, ни тьме,

Отвержены они, несчастны и слезы льют в немой тоске.

Их жизнь оборвалась внезапно, была бездумной и пустой,

И в день, когда лишились завтра, их принял мрачный лес густой.

Они привыкли жить без цели, напрасно тратя срок земной,

Понять свет мира не успели, но души запятнали тьмой.

Свершали зло, не замечая, беды причиной стали злой,

На душах их вина большая лежит, как камень над горой.

Теперь в непроходимых дебрях для покаянья души их

Заключены в стволах деревьев, чтоб вспомнить о грехах своих.

Лишь только раз один в столетье, в ночь полнолунья можно им

Покинуть заточенья сети, чтоб вознести молитвы гимн.

Душ неприкаянных молебен в серебряном тумане слез

Зашелестит над лесом древним и долетит до самых звезд.

И с тех, кто искренним признаньем своей вины замолит грех,

Впредь будет снято наказанье — но долгим будет путь наверх»…

Он замолчал… А королева сказала, посмотрев во тьму:

«О Боже, как бы я хотела помочь… Но как? Я не пойму…

Молиться только за их души»… Из чащи вдруг донесся стон —

«О мама! Они здесь! Вот, слушай!» Стал громче погребальный звон…

У кромки леса появились, одеты в сумрачный туман,

Фигуры, тени… Искры взвились и осветили караван…

Как бледны и печальны лица! Тоску им не дано излить —

Она навечно будет виться как прочная, тугая нить.

Живые у костра стояли, глядя на призрачных гостей —

Во тьме с трудом распознавая их лики средь ночных теней…

Достигнув той границы света, где тоньше становилась тьма,

Пришедшие слова привета сказали… Иль шумит листва?

Но снова долетело: «Люди… Не бойтесь тех, кто позабыт…

Тех, для кого вовек не будет ни тьмы, ни света… Здесь лежит

Страна бездомных душ… Живые сюда не ходят — но сейчас

С истоков времени впервые вы, люди, пожалели нас!

Лишь милосердие могло бы успокоенье нам принесть —

Прошли страданий злые годы, и мы благую слышим весть!

Ты, королева, проявила к нам состраданье в трудный час —

Так не коснется злая сила и мгла кого-нибудь из вас!

Мы не изменим зла проклятья… Но обещаем спрятать здесь

Твоих детей — готов принять их на целый век наш хмурый лес.

Ты, Эрика, из леса выйдешь и сможешь на гору взойти…

Но Альбигара не достигнешь — он должен сам тебя найти…

Ты можешь старших взять с собою, но в самый черный, страшный час

Не плачь — тверда будь пред судьбою, молись… И положись на нас.

Спустя столетье в час заветный ты снова возвратись сюда —

Сейчас клянемся клятвой верной и не нарушим никогда:

Мы явимся на бой последний, сразиться с полчищами тьмы —

Наступит искупленья время — паденье сумрачной страны»…

Все стихло… Королева, плача, к себе прижала малышей,

Но зная, что нельзя иначе, вслух им сказала поскорей:

«Мой Птерис, мой малыш веселый, Евгения, малютка, путь

Нам предстоит пройти тяжелый — сейчас вам нужно отдохнуть»…

И их обоих убаюкав, взглянула в темноту с тоской…

Но вздрогнула через минуту, почувствовав листву рукой —

К ней прижимались два побега — кудрявый папортник* и мирт** …

И сердце сжалось, боль изведав, стал ненавистен этот мир…

Но Алламанда и Лелия, целуя, утешали мать —

Что Морину вовек отныне детей средь леса не сыскать.

И королева понемногу пришла в себя, велев тотчас,

Немедля тронуться в дорогу, взглянув назад в последний раз…

Карета понеслась стрелою, три всадника за ней верхом —

В их душах горе вместе с болью сплетались в злой, колючий ком…

Без отдыха скакали, все же решили к ночи отдохнуть —

*Птерис, Pteris – семейство птерисовые, растение рода папоротников. Легенда гласит, что папоротник цветет раз в столетие, цветет всего один миг и исчезает, становясь бегущим огнем в ночи.

**Евгения, Eugenia – семейство миртовые, мирт, вечнозеленый кустарник.

Разбили лагерь осторожно, чтоб утром продолжать свой путь.

Поели молча и уснули… Вдруг Тамаринд услышал шум —

Вдали как будто грохот бури — как эхо его мрачных дум.

Во тьму вгляделся напряженно и уловил движенье, блик…

Иль лунный свет дрожит неровно?.. Тут звук его ушей достиг:

«Скорей бегите — то погоня! И мы не сможем помешать,

На крыльях бури мчится Морин, за ним — безликой злобы рать!»

Тень отступила в зыбкий сумрак…Принц разбудил своих родных,

И вдруг увидел в свете лунном — лес сдвинул плотные ряды!

Закрыл собою от погони! Надолго ли?.. Рванув в галоп,

Во тьме ночной летели кони, стремясь вперед, за горизонт…

А сзади нарастало эхо — шум битвы на границе тьмы…

Раскаты бешеного смеха все ближе, явственней слышны…

И Тамаринд не удержался — вглядевшись пристальней во тьму,

Он, повернув коня, помчался навстречу мраку и врагу…

От сгустка черной ночи мглистой вдруг, рассекая темноту,

Огромный Ворон отделился, нацелясь в принца на лету —