Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Так страшен был Рама в неистовом гневе, что дрожи
Деревья сдержать не смогли от вершин до подножий.

Бесчисленных рек повелитель, — кипучие воды
До неба вздымал океан, как в часы непогоды.

И кряжи седые с пещерами львиными тоже
В движенье пришли, с океанскими волнами схожи.

Кружилась, урон предвещая и каркая дико,
Ворон оголтелая стая. И гневного лика,
На Раму взглянув, устрашился враждебный владыка.

А боги бессмертные, к Раме полны состраданья,
Следили за битвой, подобной концу мирозданья,

В летучих своих колесницах, теснясь полукружьем
Над полем, где двое сражались ужасным оружьем.

В тревоге великой взирая с небесного свода,
И боги и демоны чаяли битвы исхода.

Но жаждали боги победы для Рагху потомка,
А демоны — злобного Равану славили громко.

Как твердый алмаз или Индры стрела громовая,
Оружье взял Равана, Раму убить уповая.

Он выбрал такое, что мощью своей беспредельной
Пугало врага и удар наносило смертельный.

Огонь извергало, и взор устрашало, и разум
Оружье, что блеском и твердостью схоже с алмазом.

Любую преграду зубцами тремя сокрушало
И слух потрясенный, свирепо гремя, оглушало.

Копье роковое, что смерти самой неподвластно,
Врагов истребитель схватил, заревев громогласно.

Он, клич испуская победный, готовился к бою
И ракшасов тешил, зловредный, своей похвальбою.

Он грубо воскликнул: «Моргнуть не успеешь ты глазом —
И этим оружьем, что прочностью схоже с алмазом,
О Рама, тебя уничтожу я с Лакшманой разом!

В копье моем скрыта стрелы громовой неминучесть.
Воителей-ракшасов мертвых разделишь ты участь!»

Метнул Красноглазый копье колдовское в отваге,
И трепетных молний на нем заблистали зигзаги.

Ударили колоколов меднозвончатых била.
Их восемь, певучих, на древке подвешено было.

Летело копье в поднебесье, огнем полыхая,
Гремящие колокола над землей колыхая.

Но это оружье, воитель, в боях наторелый,
Сумел отвратить, посылая несчетные стрелы.

Так пламень конца мирозданья гасили потоки,
Что Ва́сава с неба обрушивал тысячеокий.

Но стрелы, стремясь мотыльками к лучистой приманке,
Сгорали, коснувшись копья повелителя Ланки.

Разгневался пуще, при виде обильного пепла,
Царевич Айодхьи, решимость воителя крепла.

Швырнул, осердясь, Богоравный могучей десницей
Копье Громовержца, врученное Индры возницей.

Летящее в пламени яром, со звоном чудесным,
Оно раскололо ударом своим полновесным
Оружье властителя Ланки в пространстве небесном.

Увидел он быстрыми стрелами Рамы сраженных
Коней легконогих своих, в колесницу впряженных.

И Рама пробил ему дротиком грудь и над бровью
Всадил три стрелы златоперых… Облившийся кровью,

Был ракшас подобен ашоки цветущему древу.
Дал Равана волю его обуявшему гневу!

На ракшаса и человека в немом изумленье
Два войска глядели, внезапно прервав наступленье.

Сердца у бойцов колотились, но замерли руки,
Сжимавшие копья, дубины, секиры и луки.

И зрелищем странным казались огромные рати,
Что, двух вожаков созерцая, застыли некстати.

И Раме и Раване разные были предвестья.
Не смерти, в сраженье страшились они, но бесчестья.

Два недруга истолковали приметы и знаки.
Их мысли и чаянья ход получили двоякий.

«Победу предвижу!» — сказал себе Рама всеправый.
«Погибель предвижу!» — сказал себе Десятиглавый.

В неистовстве Равана сбить вознамерился знамя,
Что реяло над колесницей, ниспосланной Раме.

Хоть Равана стрелы пустил, разъярившись премного,
Но стяга не сбил с колесницы громовного бога.

И стрелы посыпались наземь, скользнув мимо цели.
Лишь знамени древко они золотое задели.

Но Рама свой лук натянул, и — врагу воздаянье! —
Стрела с тетивы понеслась в нестерпимом сиянье.

Змее исполинской под стать, с устрашительным блеском,
Стяг Раваны срезав, под землю ушла она с треском.

Увидя, что знамя повержено воином дивным,
Он стрелы обрушил на Раму дождем непрерывным.

В коней Шатакра́ту вонзались несчетные стрелы.
Назло супостату, остались животные целы,

Как будто легонько хлестнули их стеблями лилий!
И Раме служить продолжали они без усилий.

Палим нетерпения пламенем, Боговраждебный
С поверженным знаменем ливень оружья волшебный

На Раму тогда устремил: булавы и дубины,
Секиры и молоты, гор остроглавых вершины,

Утесы, деревья с корнями, железные жерди —
Все падало, грохот и гул исторгая из тверди.

Злонравного стрелы затмили простор окоема,
Но он упустил колесницу властителя грома.

На той колеснице, дарованной Рагху потомку,
Из множества стрел ни одна не задела постромку!

Тем временем, лук напрягая бестрепетной дланью,
Обрушивал Равана стрелы на рать обезьянью.

У них острия золотые отточены были,
И помыслы Раваны сосредоточены были.

А Рама? Старанья властителя Ланки узрел он,
Слегка усмехнулся и выпустил тысячи стрел он!

И ракшасов грозный владыка ответил на это,
Несчетными стрелами небо застлав без просвета.

Подобье второго блистающего небосвода
Он создал совместно с потомком великого рода!

Их стрелы, друг-дружкой расколоты, сыпались наземь.
Так Рама сражался с неистовым ракшасов князем.

Тут Индры возница изрек: «О военной науке
Забыв, поступаешь ты с этим врагом, Сильнорукий!