Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Почтительный Бхарата, еле дождавшись денницы,
Чтоб свидеться с братом, велел заложить колесницы.

Передние шли со жрецами, с мужами совета
И были под стать колеснице Дарителя Света [203].

За доблестным Бхаратой десятитысячной ратью
Шагали слоны боевые с отменною статью.

Там было сто раз по шестьсот колесниц, нагруженных
Отрядами ратников, луками вооруженных, —

Сто раз по шестьсот колесниц, оснащенных для боя,
В которых отважные лучники ехали стоя.

Сто тысяч наездников храбрых по данному знаку
Погнали сто тысяч коней за потомком Икшваку.

Царицы взошли на блистающую колесницу,
Утешены мыслью, что Рама вернется в столицу.

За Бхаратой следуя, слушая грохот и ржанье,
О Раме беседуя, радовались горожане.

Они восклицали, бросаясь друг другу в объятья:
«Вы Раму и Лакшману скоро увидите, братья! —

Добро, воплощенное в Рагху великом потомке,
Рассеет печали земные, как солнце — потемки!»

В стремленье найти благородного Раму — едины,
На поиски вышли достойные простолюдины,
Что дивно алмазы гранят, обжигают кувшины.

Явились прядильщики шелка и шерсти отменных,
Сверлильщики узких отверстий в камнях драгоценных,

Искусники те, что куют золотые изделья,
Павлинов ловцы, продавцы благовонного зелья.

Там первой руки мастера-оружейники были,
Ткачи, повара, лицедеи-затейники были.

Там лекари, виноторговцы, закройщики были,
Чеканщики, резчики, банщики, мойщики были.

И пильщики, и рыбаки, бороздившие воды,
И лучшие из пастухов — главари, верховоды.

Стекло выдувая, кормились умельцы иные,
Другие — одежды выделывали шерстяные.

В телегах, влекомых быками, за Бхаратой следом
Отправились брахманы, жизнь посвятившие ведам.

Сандалом тела умастили, сменили одежду
И Раму увидеть лелеяли в сердце надежду.

Торжественно двигались кони, слоны, колесницы
За отпрыском братолюбивым Кайкейи-царицы.

На праздничный лад горожане настроены были,
Весельем охвачены Бхараты воины были.

И долго царевич терпел путевые мытарства,
Но Гангу увидел, вступая в нишадское царство.

К столице нишадской он конскую рать и слоновью
Привел осмотрительно, движимый братской любовью.

Там царствовал Гуха. Он Рамой не мог надышаться,
И Рама любил за величие духа нишадца.

К стенам Шрингаве́ра и Ганги божественным водам
Приблизилось Бхараты войско торжественным ходом

И замерло… Резвые стаи гусей златопёрых
Играли, красуясь, на этих прибрежных просторах.

Теченье священной реки оглядел повелитель,
Недвижно застывшее войско и Гухи обитель.

Не чужд красноречья, он молвил сановникам знатным:
«Я нашему войску, готовому к подвигам ратным,

У Ганги великой, что слиться спешит с океаном,
Велю на приволье немедля раскинуться станом!

Как только забрезжит над Гангой денницы сиянье,
Мы все переправимся и совершим возлиянье

Водой, чтобы радже земному, почившему в благе,
В селеньях небесных не знать недостатка во влаге». [204]

Усталое воинство спало, но, братниной доле
Сочувствуя, Бхарата глаз не смыкал поневоле:
«О Рама, ты должен сидеть на отцовском престоле!»

Возлюбленный сын Дашаратхи царевне Видехи
Горы пестроцветной открыл красоту и утехи;

Желая развеять печаль и душевную смуту,
Как Индра — супруге своей, показал Читракуту:

«При виде такой благодати забудешь мытарства,
Разлуку с друзьями, утрату отцовского царства.

Дивись, луноликая, стаям бесчисленным птичьим
И пиков, пронзающих небо, любуйся величьем.

Окраской волшебной утесы обязаны рудам.
Серебряный пик и пунцовый соседствуют чудом.

Вон желтый, как будто от едкого сока марены,
И синий, как будто нашел ты сапфир драгоценный.

Искри́тся хрустальный, поблизости рдеет кровавый,
А этот синеет вдали, как сапфир без оправы!

Иные мерцают, подобно звезде или ртути,
И царственный облик они придают Читракуте.

Оленей, медведей не счесть, леопардов пятнистых
И ярких пернатых, ютящихся в дебрях тенистых.

Богата гора Читракута анко́лой [205]пахучей,
Кунжутом, бамбуком, жасмином и тыквой ползучей,

Ююбой и манго, эбеновым деревом, хлебным,
Ашокой, цитронами, ва́раной [206]— древом целебным,

И яблоней «бильвой», и а́саны [207]цветом лиловым,
И яблоней розовоцветной, и болиголовом,