Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Услышит ли Рама, вернувшись, твой голос напевный?
Увидит ли очи своей ненаглядной царевны?»

«О Лакшмана! — нежные щеки рыдающей Ситы
Слезами горючими были обильно политы. —

Без милого Рамы напьюсь ядовитого зелья,
Петлей удавлюсь, разобьюсь я о камни ущелья!

Взойду на костер или брошусь в речную пучину,
Но — Рамой клянусь! — не взгляну на другого мужчину».

Бия себя в грудь, предавалась печали царевна,
И сын Дашаратхи ее утешал задушевно.

Ладони сложив, он склонился почтительно снова,
Но бедная Сита в ответ не сказала ни слова.

На выручку старшему брату пустился он вскоре,
И деву Митхи́лы покинуть пришлось ему в горе.

Явился в обитель, что выстроил сын Каушальи,
Владыка Летающих Ночью, обутый в сандальи,

С пучком, одеянье шафранного цвета носящий,
И с чашей — как брахман святой [217], подаянья просящий.

И зонт его круглый увидела Джанаки дева,
И посох тройчатый висел на плече его слева.

Под видом святого к царевне, оставленной в чаще,
Направился ракшасов раджа великоблестящий.

Без солнца и месяца в сумерки мрак надвигался —
Без Рамы и Лакшманы — Равана так приближался!

На Ситу он хищно взирал, как на Рохини — Раху.
Листвой шелестеть перестали деревья со страху.

Как прежде, не дул освежающий ветер в испуге,
Когда он украдкой к чужой подбирался супруге.

Года́вари быстрые волны замедлили разом
Теченье свое, за злодеем следя красноглазым,

Что, Рамы используя слабость, походкой неспешной,
Монахом одет, подступал, многогрешный, к безгрешной.

Царевна блистала звездой обольстительной, Читрой,
Вблизи пламенел грозновещей планетой [218]Злохитрый.

Надев благочестья личину, был Десятиглавый
Похож на трясину, где выросли пышные травы. [219]

Он молча взирал на прекрасную Рамы подругу,
Что ликом своим, как луна, освещала округу.

Пунцовые губы и щек бархатистых румянец
Узрел он и белых зубов ослепительный глянец.

Рыданья и вопли красавицы, горем убитой,
К нему долетали из хижины, листьями крытой.

И слушал неправедный Равана, стоя снаружи,
Как в хижине плачет Митхилы царевна о муже.

К прекрасной, из желтого шелка носящей одежду,
Приблизился он, понапрасну питая надежду.

И, нищим прикинувшись, демонов грозный властитель,
В обличье смиренном, супруги чужой обольститель,

Не ракшас, но брахман достойный, читающий веду,
С Видехи царевной завел осторожно беседу.

Ее красоте несказанной дивился Злонравный:
«О дева! Тебе в трех мирах я не видывал равной!

Трепещет, как пруд соблазнительный, полный сиянья,
Твой стан упоительный в желтом шелку одеянья.

В гирлянде из лотосов нежных, ты блещешь похожей
На золото и серебро ослепительной кожей.

Открой, кто ты есть, луноликая, царственной стати?
Признайся, ты — страсти богиня, прекрасная Рати?

Ты — Лакшми иль Кирти? Иль, может, небесная дева?
Одно достоверно — что ты рождена не из чрева!

Прекрасные острые ровные зубы невинно
Сверкают своей белизной, словно почки жасмина.

От слез покраснели глазные белки, но зеницы
Огромных очей, пламенея, глядят сквозь ресницы.

О дева с округлыми бедрами, сладостным станом,
С обличьем, как плод наливной, бархатистым, румяным,

С чарующим смехом, с грудями, прижатыми тесно
Друг к дружке, что жемчуг отборный украсил чудесно!

Похитили сердце мое миловидность и нега.
Так волны уносят обломки размытого брега.

Доселе супруги богов и людей не имели
Столь дивных кудрей, столь упругих грудей не имели.

Не знали жилицы небес и Куберы служанки [220]
Столь гибкого стана и гордой сверх меры осанки.

Три мира — небесный, земной и подземный — доныне
Не видели равной тебе красотою богини!

Но если такая, как ты, в трех мирах не блистала,
Тебе обретаться в дремучих лесах не пристало.

Охотятся ракшасы в чаще, не зная пощады,
А ты рождена для дворцов, для садовой прохлады,

Роскошных одежд, благовоний, алмазов, жемчужин,
И муж наилучший тебе, по достоинству, нужен.

Ответь, большеглазая, кто же с тобой, темнокудрой,
В родстве: богоравные ма́руты, ва́су иль рудры?

Но здешняя чаща — Летающих Ночью обитель.
Откуда возьмется в окрестных лесах небожитель?

Не встретятся тут ни гандхарвы, ни слуги Куберы.
Лишь бродят свирепые тигры, гиены, пантеры.

Богиня, ужель не боишься опасных соседей —
Ни цапель зловеших, ни львов, ни волков, ни медведей.

Откуда ты? Чья ты? Не страшны ль тебе, луноликой,
Слоновьи самцы, что охвачены яростью дикой

И, жаждой любовной томимы, вступать в поединки
Готовы на каждой поляне лесной и тропинке?

Красавица, кто ты? Зачем пребывать ненаглядной
В лесу, где охотится ракшасов род плотоядный!»

С речами лукавыми демонов раджа злотворный
В обличье святого явился к жене безукорной.

Царевной Митхилы почтен был Великоблестящий,
Как дваждырожденный мудрец, подаянья просящий.

Владыка Летающих Ночью, исполненный блеска,
Супруге великого Рамы ответствовал резко:

«Я тот, кто мирам и насельникам их угрожает, —
Богам их, царям их, отшельникам их угрожает.

О Сита, я — Равана, демонов раджа всевластный!
Увидя шелками окутанный стан сладострастный

И негу твоей отливающей золотом кожи,
Делить перестал я с несчетными женами ложе.

О робкая, зваться ты будешь царицею главной,
Как Ланка зовется столицею великославной.