Халил-бек Мусаясул - Страна последних рыцарей

И так случилось,— закончил Мута-Зариф свой рассказ,— что нам повезло, и мы до сих пор можем слушать пение этого святого человека, которого сохранил Аллах».

Удивленно слушали мы из уст нашего гостеприимного хозяина невероятную историю. Мы поняли, чем объяснялась райская сладость и невероятная сила этого неземного голоса: он принадлежал тому, кто уже побывал в долине смерти и преодолел всякий страх.

Вот так было тогда в Самсуне. Но долго задерживаться здесь я не собирался, потому что стоять перед закрытыми воротами родины было невыносимо для меня. Глубокая печаль изнуряла. И как только Мохама почувствовал себя лучше и не нуждался больше в моей помощи, он отпустил меня, пообещав как-нибудь приехать, если я хорошо устроюсь. Меня очень тянуло на Запад, в Германию, и на этом предназначенном для меня пути я оказался сначала в Константинополе.

Здесь я остановился в тесной комнатке недорогой гостиницы. Весь мой багаж состоял из маленького пакета с бельем. На мне была черкеска с кинжалом и пистолетом на поясе. В рубашку были вшиты золотые монеты, с помощью которых я надеялся хорошо устроиться в этом мире и насладиться всеми радостями жизни. Одинокий, оторванный от своих родных и близких, изгнанный родиной, но полный надежд и свежих сил, стоял я здесь, будто заново рожденный. Меня окружал чудесный город, таинственный театр удивительных образов и событий.

Ранним утром я проснулся с острым ощущением счастья оттого, что прямо перед своими окнами, на голубом Босфоре, я увидел восход солнца и поющих в лодках гребцов. Я тут же выбежал из гостиницы и стал бродить по узким, извилистым, крутым улочкам старого города, входил в прохладные, темные мечети и погружался в море кишащих людьми базаров, где одни торговались, покупая, а другие расхваливали, продавая товар. Со всех сторон на меня обрушились пение, брань, стук и удары молота и захлестнули волны ресторанных запахов и ароматы духов. Повсюду было много женщин, и все в чадре. Но по западной моде щиколотки у них были открыты, а наверху виднелись огромные незнакомые глаза, смиренно притягивающие или пускающие острые стрелы. А на мосту Галато {90} ветер иногда приподнимал чадру и приоткрывал на мгновение пейзаж незнакомого лица. За некоторыми из них я следовал по улицам со смутным желанием, затем, завернув за угол, я терял их из виду, так как вместо одной неожиданно появлялось много задрапированных в чадру фигур. И я шел среди них, как по аллее сфинксов.

Но по другую сторону моста, в Перо {91} , который по сравнению со Стамбулом был почти европейским городом, стекались смешанные толпы эмигрантов. Здесь были ночные рестораны, полные русских беженок. Некоторые из них были готовы предложить себя за мое кольцо с сапфиром. И если я, воспитанный в строгих обычаях родины, до сих пор думал о женщинах — кроме редких случаев легкого флирта — только как о матерях и женах, то теперь я ощущал охватывающую меня страсть, она приближалась издалека как увлекающая музыка.

Между тем внешне жизнь моя была бурной и разнообразной, а заботы меня не столько обременяли, сколько подогревали. Я познакомился со многими новыми людьми и ежедневно посещал маленький ресторан, принадлежавший одному русскому генералу, который с горьким юмором назвал его «Юспура», что означало примерно то же, что «У последнего гроша». Здесь обслуживали две красивые, изящные блондинки, у которых всегда был повод посмеяться. Они нравились мне обе одновременно.

В этом городе, к морскому берегу которого водой выносило обломки былого великолепия, всплывали иногда и друзья из моей прошлой жизни. Так, я встретил на улице принцессу Л. Она рассказала мне, что живет со своими близкими во дворце бывшего шаха в Бебеке {92} , где теперь находится пансионат для эмигрантов. Нам было о чем рассказать друг другу. Принцессу сопровождала голубоглазая, светловолосая женщина. Мне сказали, что это русская актриса, и зовут ее Ксения Александровна К. Я увидел, что она очень красива.

На следующий день я сразу отправился в Бебек на чай и радовался предстоящей встрече и возможности пообщаться со своими знакомыми. По дороге туда в душном переполненном трамвае произошел инцидент: толстый, неприятного вида грек протиснулся через разделяющую занавеску на женскую половину и нагрубил одной из женщин, требуя уступить ему место. Мне захотелось наказать этого парня, и я легко с ним справился. После моего последнего пинка ногой он вышел на улицу, ругаясь, а молодая и довольно красивая турчанка поблагодарила и улыбнулась мне.

Это происшествие подняло мне настроение, и я явился во дворец бывшего шаха сияющий, возбужденный и самоуверенный. Там меня встретили старые друзья и знакомые. Мы говорили о прошедших прекрасных временах и о тяжелых переживаниях, связанных с бегством, но казалось, что ужасы и тревоги растворились в гармонии этих часов. Я чувствовал себя очень счастливым и при этом оставался настолько бдительным, чтобы только изредка бросать свой взгляд на белокурую женщину, которая сегодня выглядела еще лучше, чем вчера.

С этого дня я часто встречался с моими друзьями и Ксенией Александровной. Однажды во время праздничного вечера она неожиданно оказалась за столом напротив меня, и я впервые увидел ее руки и плечи. На ней было прекрасное платье, неописуемое и блестящее, оно окутывало ее розовым облаком. Это была типичная русская красавица: яркая, с полными губами и капризным носом. Она казалась веселой и приветливой, но одновременно властной и твердой, чего я раньше за женщинами не замечал. В противоположность светлому облику голос у нее был глухой, и он смутил меня, когда она обратилась ко мне. Она была похожа на королеву амазонок, которые кода-то жили в наших горах и о которых предания рассказывали удивительные вещи. Вероятно, ей, как и им, было все дозволено. Я все чаще смотрел в ее сторону, каждый раз, как поднимал бокал.

Когда порядок за столом стал нарушаться, и хозяин дома на некоторое время встал со своего места рядом с Ксенией, чтобы поговорить с сидящими на другом конце стола, она подсела ко мне и выпила за мое здоровье. Я все еще пытался сопротивляться ее взгляду. Праздник близился к концу, мы уже не замечали остальных, мы были одни, она смотрела на меня, не улыбаясь и опустив веки. Отзвучали последние тосты, и я вскочил, чтобы произнести хвалу женщинам. Я бы лопнул, если бы мне этого не разрешили. Затем подошел хозяин дома и хотел отвести Ксению в сторону, чтобы поговорить с нею. Улыбнувшись, она отказалась и собралась уходить.

Ксения взяла мою руку, и мы быстро и молча спустились к берегу. Там мы сели в одну из стоявших в ожидании лодок и долго, очень долго скользили по темной шелковой глади Босфора, в котором отражался растущий серп луны. Крупная бирюза на ее пальце, которая днем казалась нежной и бледной, как рука, которую она украшала, начала светиться и гореть, как будто и она глубоко внутри зачала от ночи новую жизнь. Мы говорили медленно, наши слова, как тяжелые капли, были наполнены тайным смыслом. Лодочник пел. Время приходило и уходило. Мы причалили у шахского розария и начали подниматься ко дворцу, где жила Ксения, но густые заросли мешали нам идти, а кусты и ветки задерживали нас. Было очень душно, тысячи цветов раскрыли свои чашечки, но духи Ксении заглушали все запахи. Лягушки квакали, кузнечики стрекотали, отовсюду слышались слабые незнакомые звуки. У ночи было много голосов, но не было глаз. Над нашими головами в кустах жасмина пел соловей, под ногами была мягкая и влажная трава. И тут крупный чертополох, такой же как у нас на родине, больно уколол меня в правую ладонь. Я посмеялся над запоздалым предостережением.