Валерий Демин - Тайны Евразии

И как те князья в город засели, а богдоевы люди с ними, даурскими людми, в городы не засели и выехали на поле далече. И божиею милостию, и государским счастием, и радением твоим. Дмитрий Андреевичь и Осип Стефановичь, и промыслом приказного человека Ярофийка Павлова и служилых вольных и охочих людей, тот город наскоре обсадили. И они, даурские люди, с башен почали нас стреляти стрелами.

И яз, приказной человек, велел толмачам говорить про государское величество, что “наш государь царь и великий князь Алексей Михайловичь всеа Русии страшен и грозен и всем царствам обладатель: и ни какие орды не могут стоять против нашего государя паря и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии и против нашего бою: и вы, князь Гойгудар, да князь Олгодий, да князь Лотодий, будто нашему царю государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии послушны и покорны, без драки сдайтесь, и нашему государю ясак давайте по своей мочи; и велит государь вас оберегать от иных орд, кто вам силен”».

Дальнейшая судьба Ерофея Павловича сложилась несчастливо. В ответ на его «отписки» в Даурию был послан крупный отряд, но его предводитель отстранил Хабарова от дел. А дальше повторилось то же, что и раньше: самодур-воевода лишил амурского Ермака имущества и прав, а когда тот принялся возражать, велел избить, заковал в цепи и отправил в Москву, как бунтовщика и смутьяна. В Сибирском приказе долго разбирались, но в конце концов все же разобрались в пользу невинно пострадавшего. Хабарову вернули конфискованное имущество, а царь даже пожаловал его в «дети боярские» (так до начала XVIII века на Руси именовалось мелкодворянское сословие «служилых людей») и дал ему в «кормление» землю в Восточной Сибири. Судя по всему, жизнь «амурского Ермака» закончилась в тишине и покое. По одной – наиболее вероятной версии – он умер в 70-летнем возрасте на Лене-реке в заимке, названном его именем. По другой версии, Хабаров скончался в районе Нерчинска, где уже в ХХ веке на заброшенном погосте была найдена старая могильная плита с истертой надписью «Ерофей Павлович». Тот ли это Ерофей или не тот – теперь знает один Господь Бог…

Так завершилась история русского героя-первопроходца, но не закончилась история дела его – Российского Дальнего Востока. Пассионарный заряд индивида может быстро и полностью исчерпать себя, но пассионарная энергия биосферы неисчерпаема, ибо обусловлена космическими причинами и закономерностями. Пассионарные разряды биосферной энергии пришлись в российской истории середины и конца XVII века на Сибирь и Дальний Восток. Следующим, на кого пал жребий судьбы и кому довелось принять пассионарную эстафету, был «камчатский Ермак», как прозвал его Пушкин, Владимир Васильевич Атласов (1661 или 1664–1711) – сибирский казак, который совершил в 1697–1699 годах беспримерный поход через всю Камчатку и фактически присоединил ее к России.

Про тот поход сохранились донесения-«скаски» самого Атласова. Они именовались «скасками», то есть устными докладами потому, что «сказывались» (диктовались) подьячему (как видим, чуть более чем за два столетия смысл слова «сказка» сильно изменился). «Скаски» Владимира Атласова – непревзойденные шедевры живой русской речи и, естественно, памятники научной – исторической, географической и этнографической – литературы. Подробно описывая все перипетии камчатской эпопеи, пытливый россиянин обращал внимание на любые, могущие представлять познавательный интерес, «мелочи» (при чтении «скаски», однако, необходимо иметь в виду, что подьячий записывал продиктованный рассказ Атласова в третьем лице):

«А рыба в тех реках в Камчатской земле морская, породою особая, походит одна на семгу, и летом красна, а величиною больши семги, а иноземцы [камчадалы. – В. Д. ] ее называют овечиною [чавычею. – В. Д. ]. И иных рыб много – 7 родов розных, а на русские рыбы не походят. И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много, и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и в заводях. И для той рыбы держится по тем рекам зверь – соболи, лисицы, выдры.

А ходили они по той Камчатской земле летом и зимою на оленях, и зимою тех оленей впрягают в нарты, а летом на оленях ездят верхом с седлами, а седла бывают деревяные. А зима в Камчатской земле тепла, против московского, а снеги бывают небольшие, а в курильских иноземцах снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго, против Якуцкого блиско вдвое. А летом в курилах солнце ходит прямо против человеческой годовы, и тени против солнца от человека не бывает.

А в Курильской земле зимою у моря птиц, уток и чаек много, а по ржавцам лебедей много ж, потому что те ржавцы зимою не мерзнут. А летом те птицы отлетают, а остаетца их малое число, потому что летом от солнца бывает гораздо тепло, и дожди, и громы большие, и молния бывает почасту. А чает он, что та земля гораздо подалась на полдень.

А в Камчатской и в Курильской земле ягоды – брусница, черемха, жимолость – величиною меньши изюму и сладка против изюму. Да ягоды ж ростут на траве, от земли в четверть, а величиною та ягода немного меньши курячья яйца, видом созрелая зелена, а вкусом, что малина, а семена в ней маленькие, что в малине. А на деревьях никакова овоща не видал.

А есть трава – иноземцы называют агататка, вышиною ростет в колено, прутиком, и иноземцы тое траву рвут и кожуру счищают, а средину переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и как высохнет, будет бела, и тое траву едят – вкусом сладка, а как тое траву изомнет – и станет бела и сладка, что сахар.

А деревья ростут – кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственничнику, ельнику на Камчадальской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березняк да осинник.

А на Пенжине живут коряки пустобородые, лицом русоковаты, ростом средние, говорят своим особым языком, а веры никакой нет, а есть у них их же братья шеманы – вышеманят, о чем им надобно: бьют в бубен и кричат. А одежду и обувь носят оленью, а подошвы нерпичьи. А едят рыбу и всякого зверя и нерпу. А юрты у них оленьи и рондужные.

А за теми коряками живут иноземцы люторцы, а язык и во всем подобие коряцкое, а юрты у них земляные, подобны остяцким юртам.

А за теми люторцы живут по рекам камчадалы: возрастом невелики, с бородами средними, лицом походят на зырян. Одежду носят соболью и лисью и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимные земляные, а летные на столбах, вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по десницам. И юрты от юрт поблизку, а в одном месте юрт ста по 2, и по 3, и по 4.