Саргис Тмогвели - Висрамиани

Ныне я вздыхаю, ибо причина моего горя поведение возлюбленного, которому я доверяла. Я отдала тебе сердце и поклялась в верности, а ты отплатил мне вероломством. Как могло твое сердце причинить мне столько печали и боли? Разве моя кормилица не любила тебя, как моя мать? Разве ты не был для нее дороже всего? Разве твой стан не казался ей кипарисом? Разве она не радовалась тебе? Разве лицезрение тебя не было для нее надеждой и силой? Ты сделал и ее несчастной из-за меня. Друг мой, даже этого упрека достаточно, чтобы все называли тебя злодеем. Что бы сказал тот, кто прочел бы наши письма и узнал о наших чувствах? Не скажут ли, что она была постоянна, но искала любви у непостоянного человека? И, несомненно, скажут о тебе: он дурной человек и злодей, потому что покинул ее, преданную и верную ему до смерти.

Я окончила это письмо, хотя я не поведала и сотой доли своих жалоб. У меня великая жалоба па судьбу, но я не в состоянии рассказать даже ее тысячной доли. Моя жалоба неисчерпаема, и напрасно я пытаюсь ее высказать: изнеможение меня охватит раньше, чем я успею ею поделиться. Я пойду умолять всевидящего. Я пойду к вратам его чертога, в котором не встретишь ни привратника, ни придворного. Я буду молить о свете его, но не тебя. Я буду искать утешения у него, а не у тебя. Он сам откроет мне ту дверь, которую он Закрыл. Я потеряла надежду на все, кроме него, ибо без его помощи мне нет спасения».

«Сердце мое полно огня, а душа дыма, стан мой стал тонок, как волос, а лицо окрасилось в золотой цвет. Каждую ночь я падаю ниц пред господом и жалуюсь ему на судьбу. Мой стон поднимается до небес, и звезды внемлют ему. Я плачу, подобно весенней туче, и жалобно кличу, как куропатка; слезами своими я смываю темноту ночи; я превращаю землю во влажную глину до хребта той рыбы, на которой стоит земля. Я волнуюсь, как море от ветра, я дрожу, словно ива от ветерка. Я вздыхаю с такой сердечной болью, что луна, жалея меня, сбивается с небесного пути. Из моего печального сердца исходит столько темного дыма и тумана, что ими заполнено все пространство от горы до горы.

Так, посрамленная, подавленная, несчастная, сраженная горем, с плачущими очами и бледным лицом, с запекшимися губами, я умоляю: «О творец, беспечальный, милосердный, всемогущий, великий! Ты сила слабых, ты помощь и спасение бедных и угнетенных! Нет никого, кроме тебя, кому бы я доверила свою тайну. Я взываю к тебе о помощи; ты знаешь, как я поражена горем, ты знаешь, как связан мой язык. Я молю тебя и у тебя ищу утешения. Спаси душу мою от горя, сними с моего сердца оковы разлуки. Обрати ко мне сердце того жестокосердного: заставь его вспомнить прежнюю любовь ко мне, заставь его пожалеть меня. Надели его таким же бременем, какое отягчает меня, бременем, что тяжелее горы. Либо приведи его ко мне таким путем, либо направь меня к нему твоей милостью. Устрани между нами путь непостоянства; путь же к горю закроется лишь тогда, когда я его увижу. Ты охрани его, боже, от всех несчастий и не посылай ему иного горя, кроме любви ко мне. Не насылай на него бед и несчастий. Если ты не допустишь меня вновь видеть его, знай, что я уже пресытилась жизнью без него. Пусть мои дни прибавятся к его дням. Если я должна быть разлучена с ним, то лучше мне не иметь жизни, а ему иметь две».

О мой желанный, доколь мне стонать, жалобно вздыхать и плакать? Я уже не в силах. Я не могу больше писать тебе письма. То, что мне хочется сказать тебе, неисчерпаемо. Что бы я ни написала тебе, никто не осудит меня за это, ибо сердце мое сожжено тобой. Если я пожалуюсь скалам на твои поступки, то и они начнут плакать. Меня жалеют камни, но меня не жалеет твое сердце. Даже камни имеют больше сострадания, чем твое сердце.

Мое хрупкое сердце разбилось о твое сердце, что тверже камня. Оно шлет привет тому, кто прекрасен станом, у кого сердце из стали;

шлет привет яхонтам, за которыми скрыты тридцать две жемчужины;

шлет привет нарциссам, из-за которых я лишена сна; шлет привет кипарису, который опроверг молву о моей сдержанности;

шлет привет полной луне, затмившей луну моей судьбы;

шлет привет плодоносному дереву, заставившему засохнуть ветвь моей судьбы;

шлет привет улыбающейся розе, из-за которой глаза мои всегда полны слез;

шлет привет могучему царю, солнцу, творящему неправедное дело;

шлет привет вождю всадников и славе героев; шлет приветствий больше, чем песка морского, чем дождя небесного, больше всех вещей в мире.

Обратись к своему сердцу, — хотя оно и вероломно, — от имени моего сердца, достойного сожаления и опечаленного им, с многочисленными приветствиями, пожеланиями и поклонами.

И пусть дарует тебе бог сердце, любящее меня, а мне — счастье лицезреть тебя, любящего меня по-прежнему».

Еще раз приказала Вис своему писцу написать письмо Рамину. И он написал письмо от пораженной скорбью Вис. Сам он был разумен и красноречив. В этом послании он использовал и исчерпал все свое искусство.

Затем Вис провела письмом по волосам и устам и напитала его таким благоуханием, что на расстоянии полдневного пути шел от этого письма аромат мускуса. Затем она призвала Адину и сказала:

— Адина, ты любим мною, как вера. До сих пор ты был моим слугой и рабом, ныне ты будешь моим любимым братом и равным мне, ибо мы одна душа и одно тело. Я желаю, чтобы ты поехал к Рамину, который мне дороже души. Заклинаю тебя, спеши, уподобься молнии. И торопись передать ему это письмо. В ожидании твоего возвращения я буду считать каждый день и мгновенье. Соверши все это так, чтобы ни один живой человек тебя не видел. Передай ему, похитителю моего сердца, желание его видеть и приветствия более многочисленные, чем звезды небесные, чем песок морской и все создания божий, и скажи так:

«О недостойный, недостойный, погрязший в пороках, клятвопреступник, безбожник и изменник! Я претерпела от твоих злодеяний так много горя, что тысячу раз желала смерти и не мыслила остаться в живых. Почему ты забыл все клятвы, данные мне? Ведь не счесть, сколько раз ты давал мне клятвы. Твое обещание и ветер — одно и то же, твоя клятва подобна облаку. Моему несчастному сердцу, ставшему безумным, ты причинил неверностью то, что враг не сделал бы врагу. Пусть бог будет тебе судьей. Но не думай, что твои злодеяния вредят только мне. Бог знает, что этим ты повредил и самому себе; ты стал притчей во языцех и дурным примером. Когда будут писать в книгах о нас, о тебе напишут, что ты покинул свою прежнюю возлюбленную, нарушил клятву и влюбился в ее врага. Смертельный ужас, испытываемый перед аспидом, поразил мое сердце из-за того, что ты предпочел другую и женился на ней. Где ты найдешь возлюбленную, столь безупречную, как я, или царя, отечески заботливого, как Моабад, страну приятнее Хорасана или более укрепленный город, чем Морав? Разве ты забыл, что каждое твое желание, по моей просьбе, исполнялось Моабадом? Моабад был царем лишь по имени, всем же распоряжался ты. Мне были доступны его сокровищницы, и все, что было в них ценного, принадлежало тебе. Ты мог ездить на лучших конях, украшенных нарядной сбруей; брать на охоту охотничьих барсов, ловчих соколов и собак. Тебе были подвластны, разумеется, и войска. Ты опоясывался царским поясом. Если одежда была не китайского броката, тканного золотом, ты не носил ее. Слуги, прекрасные, как луны, ждали твоих приказаний, а на золотом ложе, украшенном жемчугом, около тебя лежала солнцеликая, преданная сердцем Вис. Ты отказался от такого положения, От такого богатства и покинул возлюбленную, которую желают и к которой стремятся все живые существа!