Коллектив авторов - Падение Камелота

«Почему ты уходишь? — закричал Гавейн. — Вернись и убей меня. Если я сумею оправиться, ты погибнешь от моей руки!»

«Я буду драться с тобой, Гавейн, — ответил Ланселот. — Но я не ударю тебя, когда ты лежишь в пыли». И он, прихрамывая, направился к своему войску, где стояли оруженосцы, державшие его коня. На поле выбежали солдаты и отнесли Гавейна в палатку Верховного короля.

Целых три недели соблюдалось шаткое перемирие — целых три долгие недели, в течение которых как в крепости, так и в лагере, рыцари и солдаты бездельничали и ссорились между собой без особого усердия. Три недели врачи залечивали рану Гавейна. То, что Ланселот отступил и унизил этим свою доблесть, но в то же время проявил милосердие, не оказало никакого впечатления на решимость шотландского рыцаря. Как только он был в состоянии сесть на коня, он снова стоял перед воротами Бенвика и вызывал Ланселота на бой. Снова Ланселот встретился с ним. Снова оба великих паладина съехались на поле. Конец копья французского рыцаря застрял в латах Гавейна. Сила удара была такова, что Гавейн вместе с конем зависли на копье в воздухе, а потом упали на землю. Гавейн вскочил на ноги, изрыгая проклятия, и Ланселот спешился, чтобы сразиться с ним на мечах.

Снова они сражались все утро, кружась в медленном и жестоком танце. И снова, когда солнце достигло зенита и стало склоняться к закату, Гавейн пошатнулся, и Ланселот ударил его и сбил шлем набок. Старая рана открылась, Гавейн потерял сознание и тяжело рухнул на землю.

Ланселот ждал, тяжело дыша и опираясь на свой меч. Через несколько мгновений Гавейн зашевелился, его ноги и руки задергались. «Предатель, я еще жив. Иди же сюда, и закончим бой!» — закричал он.

Однако Ланселот не двинулся с места. Он смотрел на своего противника. Когда он заговорил, его голос был спокоен. «Я не сделаю более того, что я уже сделал, — сказал он. — Когда я увижу тебя на ногах, Гавейн, я буду драться с тобой до тех пор, пока ног и будут тебя держать». Он покинул поле боя, а слабый голос Гавейна выкрикивал проклятия ему в спину.

Итак, осада продолжалась.

Ланселот засел в своей цитадели, и о нем ничего не было слышно. Как и в первый раз, Гавейн лежал в палатке Артура, залечивая раны. Когда он стал в состоянии сидеть, он начал говорить о новой схватке с Ланселотом. Но однажды в палатку пришел посланец, и его сообщение прервало все разговоры о поединке.

Посланец оказался маленьким, худым человечком, покрытым дорожной пылью и пропахшим лошадиным потом. Он приветствовал Артура и вручил ему сложенное письмо, запечатанное личной печатью Верховного короля. Потом он жадно выпил эль, который ему принесли, пока Артур читал письмо, а Гавейн дремал. Прочитав письмо, король сказал посланцу: «Это правда, что здесь написано? Что еще ты можешь рассказать?» Его голос был ровен и спокоен, но Гавейн насторожился.

«Государь, это правда. Мордред обратился к народу и к своим рыцарям и поклялся, что у него есть письмо, в котором говорится, будто ты умер и провозгласил его королем. Король, он коварный человек. Я поверил ему, хотя твоя супруга сказала, что он лжет и послала меня к тебе».

«А что же королева?»

«Государь, по последним сведениям она была в безопасности. Сэр Мордред заявил, что она должна выйти за него замуж, потому что она королева, и он не может править без нее. И он сказал солдатам, что она ему нужна. Она согласилась со всем, что он говорил, а потом убежала в Лондон и заперлась там в башне. Господин, она не сможет долго сопротивляться. Мордред и все его войско поскакали в Лондон, когда я уезжал. Это было семь дней назад».

«Боже! — сказал Гавейн, лежавший на соломенном матрасе. — Желать жену своего отца! Мой брат — дьявол». Он заплакал, как ребенок, от слабости и боли и добавил: «И только мой гнев довел нас до этого». Однако его услышал лишь посланец, увидевший, как глаза Гавейна перестали быть безумными и стали печальными. Верховный король уже вышел из палатки, чтобы отдать приказания.

Лагерь снялся, осада Бенвика прекратилась, войско Верховного короля поспешило к морским берегам Франции. Теперь войском командовал сам Артур вместе с Бедивером и Луканом. В хвосте огромной колонны войск на носилках ехал Гавейн.

Как только корабли Артура приблизились к Дувру, стало ясно, что посланец не ошибался относительно силы Мордреда. На высоких белых утесах выстроились лучники. На берегу, под утесами, где развивалось знамя с двуглавым орлом, было черно от всадников, чьи доспехи блестели на солнце. Берег охраняли военные корабли. Мордред, шпионы которого проникли повсюду, получил известие о возвращении своего отца. Он старался помешать Артуру высадиться на родной берег.

Ему это не удалось. На мелководье, на отмелях разгорелся бой. Его вел Верховный король. В своем боевом запале Артур был страшен. Его воины дрались бок о бок с ним, тесня воинов Мордреда, пока те не смешали ряды и не побежали, карабкаясь на утесы и оставляя своих мертвых товарищей на красном от крови песке.

Потом воцарилась тишина, были слышны только стоны раненых, да раздавались крики птиц караваек, кружащих в небе. Корабли Артура стояли у берега. Он шагал между ними по морской пене, отыскивая мертвых, подбирая раненых. Он нашел Гавейна, который, скорчившись, лежал на дне галеры, наполовину скрытый скамьями для гребцов. Шотландский рыцарь был один. Его лицо было пепельным, глаза закрыты, волосы и бакенбарды испачканы кровью, которая сочилась из его трижды пробитого черепа. Когда Верховный король назвал его по имени, он открыл глаза. Но он молчал, пока оруженосцы короля не перенесли его на берег и не опустили осторожно на траву. Он облизнул свои пересохшие губы, и Артур наклонился, чтобы выслушать его.

«Сегодня мой смертный день», — сказал Гавейн. Он помолчал, собираясь с силами, и Верховный король ответил: «Я всегда больше всех доверял тебе и сэру Ланселоту. Теперь я потерял вас обоих и нет у меня больше радости в жизни».