Леонид Свердлов - Олимпийское спокойствие

«Что это с тобой, Саня?» — тот же голос, что во время конкурса давал советы, прозвучав гораздо будничнее без музыкального сопровождения, вывел Париса из оцепенения.

Он оторвал руки от лица и наконец решился посмотреть на собеседника. Тот ещё сидел под деревом, расправляя перья на своих крылатых сандалиях.

— Если ты ещё не понял, я Гермес, посланник богов, — представился он. — Так что это ты вдруг скукожился?

— Я… ничего, — промямлил Парис. — Эта брюнетка сейчас так посмотрела… Вы же обещали, что они не обидятся.

— Разве? Помнится, я дословно сказал: «Ах, ну что ты, ещё как обидятся!» Так ты поэтому сейчас в ладошки спрятался? Думал, Гера превратит тебя в паука, а Афина раздавит пяткой? Глупенький! Это ты детских сказок переслушался. Богиня, конечно, может превратить в паука в гневе или в припадке ярости, но сейчас-то это не ярость и не гнев, а лютая беспощадная ненависть. Они теперь не успокоятся, пока не уничтожат не только тебя, но и твою семью, всех твоих близких, родных, всё, что тебе свято и дорого. Это может занять довольно долгое время. Да ты не расстраивайся. Тебе-то, смертному, что терять? Ну, будет твоя жизнь на пару десятков лет короче, зато насколько интереснее! Про тебя, наверное, даже трагедию напишут… или комедию, — поспешно поправился Гермес, заметив испуг на лице Александра.

Парис попытался улыбнуться.

— Но ведь из этого ничего не выйдет, — сказал он. — Я бедный сирота, у меня нет ни родителей, ни близких, и ничего священного или дорогого я в жизни и в руках-то не держал.

— Ну, тогда тебе и подавно нечего терять. Только поверь опытному антропологу: родители есть у каждого, и даже самым отъявленным негодяям что-нибудь да свято. Ты ещё слишком молод, чтобы знать, что у тебя есть, а чего нет. Вот когда всё это выяснится, тогда и придёт время жестокой мести. Кстати, извини моё любопытство, Сашок, а зачем тебе любовь ещё какой-то девушки? Не могу представить, что такой симпатичный юноша, как ты, страдает от недостатка женского внимания.

Александр смущённо опустил глаза и покраснел.

— Ну, я встречаюсь, конечно, с одной… Но там ничего серьёзного…

— Понятно, — с улыбкой сказал Гермес и взлетел.

Он начал было поворачивать в сторону Олимпа, но, поднявшись над деревьями, заметил идущую по лесу нимфу Энону и спустился, чтобы её поприветствовать.

— Привет, Гермес, — озабоченно ответила Энона. — Ты не видел Париса?

— А зачем тебе понадобился Парис? — игриво подмигнув, спросил посланник богов.

Энона посмотрела на него удивлённо и даже несколько обиженно.

— Как зачем? Он мой муж.

Гермес покачал головой и, подумав мгновение, серьёзно ответил: «Нет, Энона, твоего мужа я не видел». После этого он попрощался с нимфой и полетел к Олимпу.

Вечерело. Закатное солнце освещало Олимп розоватыми нежаркими лучами. Гера с Афиной сидели на ступенях дворца Зевса и грызли семечки. Вообще-то они никогда не были подругами, но в последнее время их часто видели вместе.

Боги уже расходились по дворцам, готовились к отдыху после дневных трудов. Где-то за углом нарушил вечернюю тишину звон доспехов бога войны Ареса, возвращавшегося с какой-то междоусобной стычки.

— А Гефест-то опять на всю ночь куда-то умчался, — довольно громко сказала Гера как бы между прочим.

— Ах, как жаль его красавицу! — с притворным чувством воскликнула Афина.

После суда Париса они обе называли Афродиту не иначе как красавицей.

— Да, пропадают её прелести без мужской ласки, — согласилась Гера. — Уж как она страдает бедняжка, как изводится! Надо будет попенять моему сыну, чтобы он уделял ей больше внимания.

Звон доспехов на несколько секунд умолк, а потом послышался снова, но уже тише. Перед богинями появился Арес. Он, неуверенно ступая, подкрался ко дворцу Гефеста, приоткрыл дверь и застенчиво сказал: «Я к кузнецу… Он мне меч должен сковать». Богини безразлично пожали плечами.

Арес боком просочился в полуоткрытую дверь и быстро пошёл в спальню Афродиты. Та полулежала на кровати, изящно отставив босую ножку.

— Я к Гефесту, — краснея повторил Арес. — Он мне меч… А его нет.

— Нету его, — подтвердила Афродита, лениво растягивая слова.

Она склонила голову набок, кокетливо взглянула на неожиданного гостя хитрющими глазами и, накручивая локон на пальчик, спросила: «А что?»

Сразу после захода солнца уже засыпавший Олимп разбудил дикий визг, сливающийся с грязной руганью. Ошарашенные боги выбегали на улицу и тянулись ко дворцу Гефеста, откуда и доносились вопли. Дверь была раскрыта, у входа всех встречал хозяин дворца и с коварной улыбкой приглашал пройти в спальню Афродиты. Зрелище, которое там увидели боги, никого не оставило равнодушным: над кроватью висела сеть, свитая из тончайших, почти невидимых, но очень прочных металлических нитей, а в ней барахтались голые Афродита и Арес. Афродита в голос ревела, а Арес только вращал глазами и скрежетал зубами от бессильной злобы.

«Вы только посмотрите, боги добрые, что моя благоверная вытворяет, стоит мне из дома уйти!» — разглагольствовал Гефест.

«Мещанин! Ревнивая скотина! — сквозь слёзы выла Афродита. — Ничего не было! Мы только целовались!»

Но её слёзы ни у кого не вызвали жалости — только смех.

«Ты хоть успел чего-нибудь?» — давясь от хохота, спросил Ареса Гермес.

— Перестань! — одёрнул его Аполлон, сам, впрочем, не сдерживавший смех. — Что ты его изводишь? Ему и так плохо.

— Разве плохо? Я бы сейчас с удовольствием поменялся с ним местами.

— Ты что! Стыд-то какой!

— Не понимаю, чего тут стыдиться.

В дверях показалась Афина. Она была единственной богиней, решившейся посмотреть на непристойное зрелище. Любопытство и желание насладиться позором Афродиты пересилили общественные предрассудки. Впрочем, войдя, она тут же вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Завидуешь, стерва! — крикнула на неё Афродита.

— Чему тут завидовать? — ответила Афина.

Вечная ошибка, свойственная не только лишь богам: всякому хочется возбуждать в других зависть, но стать объектом чьей-то зависти вряд ли кому-то хочется. Афродита и сама понимала, что зависть других богинь ничего не принесёт кроме неприятностей, но и теперь бы не отказалась от кислого яблока, вручённого ей Парисом.

Свистнула тетива, и золотая стрела со звоном отскочила от доспехов Афины. Та рассерженно обернулась и, найдя взглядом спрятавшегося за спиной Аполлона Эрота, показала ему кулак.

В спальню вошёл Посейдон и возмущённо потряс трезубцем.

— Что же ты вытворяешь, пена ты морская! — заругался он на Афродиту. — Совсем срама не боишься!

— Это не я, — рыдала Афродита, — это всё Эрот, гадкий, пакостный мальчишка! Он меня подстрелил.