Кирша Данилов - Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Вариант Кирши Данилова отличается в разработке сюжета лишь некоторыми частными подробностями: невесту князю называет и указывает на Дуная как на подходящего исполнителя княжеского поручения Иван Гостиный сын; Дунай берет себе в помощь Екима (чаще здесь выступает Добрыня); действие происходит в Золотой орде (чаще — в Литве); любопытен эпизод с отсутствием платья у Настасьи; важна архаическая подробность — Настасья дает слово выйти замуж только за того, кто покажет свое превосходство в силе. Большим достоинством текста Сборника является глубокая и психологически тонкая разработка образа Дуная. В. Г. Белинский писал об этом богатыре, опираясь на настоящий текст: «В нем и ум, и сметливость, и богатырская рьяность, и прямота опирающейся на себя силы и храбрости» (Белинский, стр. 368).

Строки 38-123. Я ли, Иван, в Золотой орде бывал ... А и тут королю за беду стало. Предложение Ивана найти невесту для князя в чужой земле отражает реальные отношения в Киевской Руси: для киевских князей брачные союзы с дочерями глав различных европейских государств были обычным делом. Приурочение событий к Орде — обычная эпическая манера. С другой стороны, в сюжете отразились архаические формы заключения брака (см. комментарии к былинам о Потоке и Иване Годиновиче). Былину о Дунае в ее первой части обычно сопоставляют с историей женитьбы князя Владимира Святославича на полоцкой княжне Рогнеде. Рогнеда отказала Владимиру, оскорбив его, и тогда Добрыня, дядя князя, победил отца Рогнеды и силой увез ее из Полоцка.

Строки 111-113. Гой еси, Дунай сын Иванович, Али ты ко мне приехал По-старому служить и по-прежнему? О том, что Дунай служил прежде чужеземному царю, говорится в былине о бое его с Добрыней и в некоторых вариантах настоящего сюжета (сравните: Пропп, стр. 139-143).

Строка 186. А и ряженой кус, да не суженому есть. Формула отказа в сватовстве. Из сопоставления вариантов очевидно, что «суженой» Дуная является другая дочь короля — Настасья. В некоторых вариантах былины более определенно указывается на близость Дуная к ней во время его былой службы.

Строка 244. И горазд он со девицею дратися. Весь этот эпизод избиения Дунаем Настасьи истолковывался В. Г. Белинским как отражение в былине «сознания целого народа о любви и об отношениях полов» (Белинский, стр. 368). Это, конечно, неверно. Эпизод легко объясняется самым развитием сюжета: Дунай должен был одолеть Настасью, показать свое преимущество в силе, чтобы жениться на ней.

Строка 321. Молода княгиня Апраксевна. Девичье имя Афросинья заменено певцом на Апраксевну: Евпраксия, Апраксея и т. п. — обычная форма имени киевской княгини в эпосе.

Строка 385. Потому быстра река Дунай словет. В других вариантах заключительные мотивы былины даны более ясно: из крови Дуная и его жены образуются две реки:

Впервые у Якубовича, № 26. Варианты: Ист. песни XVII, №№ 4-23. Библиография литературы о песне, текстологический и исторический

комментарий: там же, стр. 334-335. Дополнительно: Н. А. Криничная . Народные исторические песни начала XVII века. Л., 1974, стр. 48-73.

Вариант Кирши Данилова очень четко и сжато разрабатывает основные мотивы сюжета, известные по другим записям: воцарение Гришки Отрепьева, его женитьбу на «еретице» Маринке, нарушение Гришкой и Маринкой русских обычаев. Особенностью сибирского текста является прямое упоминание о боярах Годуновых как убийцах царевича Дмитрия (Годуновы как изменники упоминаются также в песне «Никите Романовичу дано село Преображенское»). В настоящем тексте отсутствует характерное для большинства вариантов указание на участие «господ», «бояр», «думных дьяков» в изложении Отрепьева, главная роль в этом деле отводится стрельцам. Тем самым весь вариант приобретает еще более демократическую, антибоярскую направленность. Ясность и последовательность в развитии сюжета, сжатость описаний, идейная острота делают вариант Кирши Данилова лучшим среди известных записей.

Строка 12. У Юрья пана Седомирскова. Юрий Мнишек, воевода Сандомирский, отец Марины Мнишек.

Строка 15. На вешней праздник, Николин день. Брак Самозванца с Мариной состоялся 8 мая 1806 года, в канун Николина дня.

Строка 34. В Боголюбов монастырь металися. См. комментарий к былине «Сорок калик со каликою» (стр. 443).

Строка 35. К царице Марфе Матвеевне. Мать царевича Дмитрия — Мария Федоровна Нагая — была пострижена в монахини под именем Марфы. В 1605 году признала в Гришке Отрепьеве своего сына.

Строки 45-54. Потерен мой сын ... А Годуновых бояр проклинают завсегда. Все это место производит впечатление прозаической вставки.

Впервые у Якубовича, № 24. Вариант: Ист. песни XIII-XVI, № 357. Текстологический и исторический комментарий: там же, стр. 682-683. См. также: А. С. Орлов . Сказочные повести об Азове. Варшава, 1906, стр. 150; Д. С. Лихачев . Повести о покорении Сибири. — «История русской литературы», т. II, ч. 2. М. — Л., 1948, стр. 89-94; В. П. Адрианова-Перетц . Древнерусская литература и фольклор. Л., 1974, стр. 90-91; А. А. Горелов . Трилогия о Ермаке из Сборника Кирши Данилова. — «Русский фольклор. Материалы и исследования», VI. М. — Л., 1961, стр. 350-359.

Характерный для Сборника Кирши Данилова пример соединения песни и прозаического рассказа. Последний вполне отчетливо прослеживается начиная от слов: «А втапоры и в то время». Однако эта проза основана на фольклорных мотивах и насыщена элементами фольклорной стилистики; отсюда — идейная и художественная близость песенной и прозаической частей. Обе части сюжетно связаны со следующей песней о Ермаке, в которой дважды вспоминается о столкновении казаков с отрядом царского посла на Ахтубе. С другой стороны, вторая часть перекликается с известной песней XVII века — об убийстве Карамышева. Весь текст ярко передает основную идейную направленность казачьего фольклора XVI-XVII веков — выражение разбойных и свободолюбивых настроений казачьей вольницы. Центральный эпизод второй части — столкновение с царскими войсками — истолковывается песней-повестью наперекор официальной версии. Виновниками конфликта здесь являются солдаты, «безумные» и пьяные, которые «напущалися ... ради корысти своея», п посол Карамышев, который, «не размыслив ничего», поднялся на казаков. Казаки же, согласно песне, вынуждены были прибегнуть к самозащите. Эта же версия повторяется в следующей песне, в рассказе Ермака Ивану Грозному.