Кирша Данилов - Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Строки 10-11. Самбур Андреевич, Анофрей Степанович. Эти имена встречаются еще только в следующей песне о Ермаке; в известных исторических документах их нет.

Впервые у Якубовича, № 25. Варианты к первой части: Ист. песни XIII-XVI, №№ 328-369. Библиография литературы о песне, текстологический и исторический комментарий: там же, стр. 673-675, 679-680, 683-684. Дополнительно: Путилов 1960, стр. 235-273; Соколова, стр. 67-78; А. А. Горелов . Трилогия о Ермаке из Сборника Кирши Данилова. — «Русский фольклор. Материалы и исследования», VI. М. — Л., 1961, стр. 359-374; А. А. Горелов . Исторические песни о Ермаке — поэтический пролог и спутник первой крестьянской войны в России. — «Русская литература», 1961, № 1; Т. И. Тумилевич . Антифеодальные мотивы в донских преданиях о Ермаке. — «Литература советского Дона». Р/Д, 1969.

Первая часть текста, включая слова «И по темным тюрьмам рассаженным», представляет вариант широко распространенной песни о Ермаке. Вариант этот некоторыми подробностями и именами связан с предшествующей песней. Весь остальной текст — не песня, а прозаический рассказ, довольно подробный, изобилующий местными географическими названиями. В основе его лежат устные народные предания о Сибирском походе. Эпизод с поездкой Ермака к Ивану Грозному встречается в песне об участии Ермака во взятии Казани. В этой песне царь «жалует» атамана вольным Доном (Ист. песни XIII-XVI, №№ 364-369). Поход Ермака осмыслен в Сборнике вполне по-народному, в духе исторических песен — как героический подвиг небольшой группы вольных казаков. Участие Строгановых сведено здесь к роли поставщиков хлебных запасов, свинца и пороха. В народном же духе рассказано о встрече Ермака с Иваном Грозным, о гибели атамана.

Прозаическая природа второй части обнаруживается при анализе ее стиля. Здесь встречаются лишь отдельные элементы песенной стилистики, в основном же господствует манера прозаического повествования. Нет здесь и песенной ритмики, поэтому разбивка на стихотворные строки чисто условна. Установка на обилие и точность фактов — также специфическая особенность не песен, а преданий.

Текст Кирши Данилова — единственный среди фольклорных записей, в котором столь большое место занимает тема Сибирского похода. Во всех известных исторических песнях о Ермаке о взятии Сибири лишь упоминается. Перед нами, несомненно, тщательно выполненная сибирская разработка сюжета о Ермаке.

Впервые у Якубовича, № 12. Обзор вариантов и исследований сюжета: Астахова, I, стр. 637-639; II, стр. 797-800. Дополнительно: Путилов 1971, стр. 244-250 (здесь — славянские параллели).

Былина о Ставре очень популярна. В ней есть сказочные мотивы. Основу сюжета составляет история столкновения Ставра и его жены с князем Владимиром; в ходе этого столкновения происходят и забавные, и трогательные, и драматические события, в итоге выявляется полное превосходство умной, ловкой и хитрой женщины над князем и его приближенными. Эта победа и составляет идею былины.

Сюжет былины известен в нескольких основных версиях, которые различаются некоторыми существенными особенностями. В северных вариантах жена Ставра приезжает в Киев обычно под видом жениха, сватающегося к дочери князя; в связи с этим, кроме испытания в борьбе или в стрельбе, она подвергается испытаниям баней и постелью.

Текст Кирши Данилова представляет сибирскую версию сюжета, которую исследователи считают в целом наиболее древней.

В тексте есть места, записанные, видимо, с пересказа или по памяти (приказание Владимира в начале былины и др.).

Строки 16-26. Таковы речи сказывает ... Крюки да пробои по булату злачены. Похвальба своим домом, его богатым убранством более характерна для былин о Дюке. Ставер же обычно похваляется своей женой:

Отсюда возникает конфликт: рассерженный Владимир сажает Ставра в погреб, бросая тем самым вызов его жене:

В тексте Кирши Данилова эти интересные подробности отсутствуют, завязка сюжета дана несколько упрощенно.

Строка 117. Дюжина́ из перстов не вышли все. Т. е. на пальцах остались следы колец.

Строка 128. Притченки да Хапилонки. Эти персонажи неизвестны русскому эпосу. Два брата Хапиловы упоминаются в былине «Первая поездка Ильи Муромца в Киев».

Строки 176-178. Хлестнет по сыру дубу — изломал ево в черенья ножевыя. В результате ошибки писца или переписчика строки здесь перепутаны.

Строки 194-199. Первую заступь заступовали ... Шах да и мат да и под доску. Заступь — ход в шахматной игре; «поиграл» — т. е. выиграл. Все три партии выигрывает посол, а проигравший князь после третьей партии лезет под стол.

Строки 227-230. Сыгриш сыграл Царя-града, Танцы навел Ерусалима ... Сверх того играл еврейской стих. Обычно в вариантах — тонцы, т. е. напевы. Характерная для русских былин формула описания мастерства исполнения.

Строки 256-260. И втапоры Ставер-боярин догадается ... И отъезжали во свою землю дальную. Во многих вариантах жена Ставра сама открывает Владимиру правду, и князь, полностью посрамленный, отпускает их домой. В данном случае можно предполагать, что Владимир так и остается в неведении относительно того, что произошло, а Ставер беспрепятственно уезжает, переодевшись послом.

Впервые у Якубовича, № 7. Обзор вариантов и исследований сюжета: Астахова, I, стр. 585-587; Пропп, стр. 126-134, 571. Дополнительно: Путилов 1971, стр. 181-190 (здесь — славянские параллели).

Былина об Иване Годиновиче входит в цикл эпических песен о сватовстве. Сходна с былиной о Михайле Потоке. Сюжетная тема ее довольно архаична по своим истокам: герой отправляется на поиски невесты-суженой в чужую землю и ведет борьбу за нее с другим претендентом; при этом невеста-волшебница предает героя и способствует его поражению. Тема получила разнообразную разработку в эпическом творчестве многих народов. Русская былина соединяет архаические черты с мотивами Киевского эпоса.

Текст Кирши Данилова, вместе с близким текстом из собрания Гуляева, дает сибирскую версию сюжета. Здесь ряд ситуаций разработан более реалистично: Иван Годинович едет свататься в Чернигов, к богатому купцу; инициатором его женитьбы оказывается Владимир, которого Иван Годинович впоследствии иронически благодарит за выбор невесты; в образе Настасьи нет черт волшебницы: она предает жениха из корыстных интересов, предпочитая заморского царя холопу; отсутствует в тексте и ряд сказочных подробностей.