Игорь Шкляревский - Читаю «Слово о полку...»

Последний список «Слова...», как известно, был найден графом Мусиным-Пушкиным и сгорел в московском пожаре 1812 года. Осталась копия, сделанная для Екатерины II, и грустная поговорка: «Рукописи не горят...»

Дом тайного советника и обер-прокурора Святейшего Синода Александра Ивановича Мусина-Пушкина стоял на Разгуляе. В 1812 году, казалось, и деревья шептались о французах, которые вот-вот войдут. Можно представить сколько было суматохи, беготни, бестолковщины Что он делал в эти минуты? Заталкивал в портфель государственные бумаги и драгоценности? Или с отрешенным небрежением смотрел, как перевязывают багаж? Думал думу о России, и не хотелось пошевелить рукой — спасать личное добро, любимые книги и вещи? Опят всё прахом!

Но когда карета покатилась... Что-то ведь могло натолкнуть на мысль о «Слове...»! Свет в окне промелькнувшей церкви и темная фигура священника могли вдруг напомнить об архимандрите Иоилии Быковском. Это у него в Спасо-Ярославском монастыре Мусин-Пушкин приобрел сборник древнерусских летописей, на последних страницах которого блеснуло «Слово...». Даже запах кожаного сиденья в карете мог возбудить в памяти потертую кожу сборника летописей. И тогда: «Стой! Повороти!»

Подымаясь в библиотеку, глянул в зеркало, — чтобы кикиморы не напакостили. Ведь вернулся — плохая примета, не будет дороги. Какая, к чёрту, дорога! Но в зеркало глянул и подмигнул (не себе — грядущему): мол, всё наше с нами. «Поехали!»

Тайный голос не окликнул тайного советника. Выпало какое-то звено. Не дотянулась мысль до сборника летописей. И через несколько дней в библиотеке графа, охваченные пламенем, как живые, извивались буквы «Слова о полку Игореве». Погибла бесценная библиотека. Россия потеряла часть своей души.

Кто из нас мысленно не спасал этот Список? Ведь мог же случайный прохожий увидеть, как из окна графского особняка валит дым. Студент какой-нибудь или чиновник. Сам не понимая, почему, — кинулся в дом. Вроде плач ребенка услышал. Все обшарил. Кричит, зовет, а ребенка нет. Почудилось. Бывает... А дым уже схватил за горло, лицу жарко, стены лижет огонь, трещат старинные книги, свитки. И такая вдруг нашла злость на всепожирающий огонь, полюбивший Русскую землю, что захотелось хоть что-нибудь спасти, унести. И схватила рука слепо — что подвернулось. Книгу какую-то. Все равно какую! Открыл ее во дворе и в красном отблеске пожара прочел: «Слово о плъку Игореве»...

Но случайный прохожий на Разгуляе 1812 года стоял и глазел на горящий дом.

На другой день спросонок воины Игоря увидели, что в степи вырос лес: хан Кончак собрал все свои силы.

Ипатьевская летопись сообщает: князья еще могли спасти дружины, прорваться, ускакать. Но там были и пешие воины. И князья не предали «черных» людей, простых ратников. Может, один из них, не глядя в глаза Игорю, сказал: «Беги, князь, прощай...» Тогда Игорь приказал всем спéшиться, чтобы не оставалось никакого выбора.

В школе я не понимал «Слова о полку Игореве» и воображением «переделывал» его: побеждал половцев! Возвращался с богатой добычей. Я не думал о том, что, если бы Игорь Святославич на самом деле победил, великий летописец не написал бы о походе.

Французский ученый А. Мазон считает, что автор «Слова...» — лжепатриот времен Екатерины Второй. Но разве придворные льстецы писали о поражениях?

В детстве я мечтал найти клад.

За нашим домом был глухой овраг. Там мы копали червей, а чуть свет убегали на Днепр ловить плотву. В овраге лопата иногда натыкалась на ржавый подсвечник или на латунный самовар. И казалось, вот-вот мы вывернем из земли тяжелый глиняный кувшин, полный золотых монет. Запах сырой земли волновал нас. Хотелось стать обладателем старинной тайны.

Засыпая под отцовским пальто, я мечтал найти что-нибудь. И не знал, что над моей головой, на сколоченной из досок полке, стоит самая загадочная русская книга — «Слово о полку Игореве». И что все горшки с золотом не стóят одного ее листка с еле видными буквами.

Былое молчит и ждет. Нераскрытые курганы, настенные хроники времен Мономаха. Ведь было не до них. Археологи копали под Москвой противотанковые рвы. Историки и этнографы ковырялись в развалинах, добывая уцелевшие кирпичи. Вопило Настоящее. Надо было его накормить, обогреть, обуть. В детдомах в ожидании супа стучало ложками Будущее. Не хватало рук, денег, техники. И Былое, не сетуя, замыкало очередь. Мумии половецких ханов и усыпальницы туровских князей могли подождать.

Помню первый послевоенный экскаватор. Наш город был весь обуглен. Известка выгорела, и стены шатались, страшно было под ними ходить. Экскаватор появился через пять лет после Победы.

А теперь на знаменитом черноморском пляже каждое утро нарядный трактор тянет на тросе бревно: разглаживает песок... Былое терпеливо ждет. Но если им пренебрегают, оно начинает мстить, и на земле повторяются беды.

Вся Русская земля — полевая, лесная, степная — выплывает из «Слова о полку Игореве». И далеко, широко вокруг видны пороги Днепра, отмели синего Дона, полынные курганы, деревянные стены Новгорода, Полоцка, Киева.

Молча и медленно стаи воронов летят над полями, где редко белеет рубаха пахаря. На Русской земле, да и во всем мире, еще не людно.

Глухие леса полны медведей, овраги — волков. Еще не выбиты огромные туры. А подойдешь к реке — в прозрачной осенней воде сплошной стеной стоят лещи, язи, голавли! Вот в сумерках плывет лодка, на носу пылает костер из смоляных сучьев. В пламени блестят зубья остроги. Один рыбак правит лодкой, другой замер над водой, высматривая добычу. Удар! И на зубьях извивается стерлядь. На дне лодки шлепают хвостами судаки и щуки (для челяди), налимы и стерлядки (для княжьей ухи).

Утром часовые в бойницах слышат крики диких гусей и уток. Они летят из половецкой степи, напоминая о том, что скоро подсохнет земля, реки войдут в берега, и снова жди набегов. Кричат— Переяславлю, Чернигову, Брянску...

И такая щемящая грусть пронизывает тебя, такая тоска расстояний! В темном, тревожном воздухе слышен невидимый плач. Это плачут буквы «Слова...», печаль течет посредине Русской земли. Раздоры, пожары, войны...

Вся Русская земля XII века! И Автор «Слова...» летит над ней, как мужик на деревянных крыльях, — только щеки холодеют от ветра.

— А всего десять страниц. Всё «Слово о полку Игореве».

— Не может быть, — часто слышу я, — ведь это большая книга!

— Да, большая, — с предисловием, с переводами — дословными и поэтическими, — с рисунками, комментариями. А само «Слово...» — всего десять страниц, написанных огнем по небу.