Низами Гянджеви - Хосров и Ширин

Что распалять себя? Ведь жребий незавидный

Мне сделаться, о шах, в твоих глазах бесстыдной.

Нехорошо, что ты таким огнем объят:

Ведь с разогретых роз чуть веет аромат.

Коль господин с рабом в своих речах не сдержан,

Соблазнам дерзостным его слуга подвержен.

Зачем пытаешься с рабами рассуждать,

Коль надо промолчать иль наказанье дать?

Царь, ежели под ним царевый конь хромает,

Как нужного достичь, смутись, не понимает.

Когда минует срок твоей невзгоде, — верь,

Тобой любимое к тебе ворвется в дверь.

И пьяный для очей разумных не находка,

Коль с чашей он сидит, а на ногах — колодка.

Ты к царству устремись, а я невдалеке,

Ты в руку власть возьми, а я в твоей руке.

Венчанный! Без твоей быть не хочу я чести.

И честь твоя, и я — мы быть желаем вместе.

Честолюбива я, и под ноги тебе

Повергну душу. Я — верна твоей судьбе.

Возрадуйся, ведь ты откроешь двери власти.

Ликуй, твой светел рок, минуют все напасти.

От царственных удач к любви пойдет стезя.

В тревоге отыскать сокровища нельзя,

С терпеньем ты найдешь все, что тебя чарует,

В покое обретешь ту, что покой дарует.

Язык, потом — слова; глаза, а после — свет.

Поднимется лоза, вино приходит вслед.

Не в яростном жару у мудрых дело зреет,

«От жаркой беготни козел не разжиреет».

Не должно мне, о нет, в изгнании твоем

Быть прихотью твоей, с тобою быть вдвоем.

Могу ли дружбою связаться я нестрогой,

Быть другом, что ведет недоброю дорогой?

Пусть ты и власть твоя- вы будете друзья,

Тогда, о шахиншах, с тобой сдружусь и я.

Боюсь, что коль во мне одна твоя услада, —

Меж царством и тобой останется преграда.

Коль будешь возвращен к могуществу судьбой, —

То буду я, увы, утрачена тобой.

Наследьем древним был весь мир в роду Хосрова.

Ему ль наследьем стать наследника другого!

Ты хочешь мир схватить — не медли же, не стой!

Завоеватели владеют быстротой.

Чреда верховных дел идет путем размерным,

Но царство должно брать ударом быстрым, верным.

В любого шаха ты попристальней вглядись, —

Решеньем быстрым он в свою вознесся высь.

Ты юн, и мощен ты, ты создан для державы.

Ты родом царственен, прекрасный, величавый.

Стреножена страна: сбрось узы мятежа.

Очнись, и робкий враг покается, дрожа.

Индийца, что, напав, твои поклажи вырвал,

По-тюркски твой венец в мгновенной краже вырвал,

Ударь мечом — и прочь отпрянет голова!

Да канут все следы былого колдовства!

Рука царя, что все добудет в жизни нашей,

То быть должна с мечом, то с пиршественной чашей.

Ты должен меч поднять и кликнуть клич; ведь шесть

Пределов мира есть, и войска в них не счесть.

Удача, вымолвив: «С Хосровом рядом встану», —

Направит камень твой ко вражескому стану.

Иль руку приложу я к делу твоему,

Иль руки за тебя в молитве подниму».

И царь был распален ее великим жаром.

И на Шебдиза он вскочил во гневе яром.

Он грозно выкрикнул: «Меня не скоро жди!

Коль море иль огонь увижу впереди,

Клянусь: я от огня не отвращу Шебдиза,

И что его прыжку морей кипучих риза!

Не думаешь ли ты, что буду спать и впредь?

Ручаюсь: дремлющим Хосрова не узреть.

На высоту слона теперь я земли взрою,

И боевых слонов для смотра я построю.

И стану я, как слон, — могучий, грозный слон.

Я на подушке спал. Я ныне пробужден.

Я, все забыв, осла завел на эту крышу.

Свести сумею вниз! Я зов рассудка слышу.

Кувшин, что сделал я, теперь не берегу.

Сумел его слепить — разбить его смогу.

Меня ли разжигать, в меня вперяя очи,

Иль обучать гореть во мраке долгой ночи,

Неисполнением желанья устрашать,

Иль мужеству меня надменно обучать?

Моя любовь к тебе меня миров лишила!

О страсть! Тьму-темь, людей она голов лишила!

Я знал бы, коль во мне ты не родила смут:

Опять края венца мне волосы сожмут.

Не голову ль мою поймала ты арканом?

Сняла его, но все ж я пленным был и пьяным.

Ты мне дала вина смертельнее огня,

И опьяненного связала ты меня.

И опьяненному твердишь ты: «Поднимайся,

На трезвого врага неистово бросайся».

Да, мы сразимся с ним! Я вражий сброшу гнет.

Но дай сперва уйти из тягостных тенет.

Душа, опомнившись, движенья захотела.

По следу двинусь я мне радостного дела.

Да, наставленье мне хорошее дано.

И совершится все, что ныне быть должно.

Ты мне сказала все о том, каков я ныне.

Ты мне поведала о зле, о благостыне.

В былом подвластен мне был необъятный дол.

Мой славен был венец, мой славен был престол.

В скитальца ты меня мгновенно обратила,

В того, кто в горестях бессменно, обратила.

Я был пришит к седлу любовною тоской.

Какой бы вихрь занес сюда меня? Какой?

Пока твоя приязнь сверкала мне украдкой,-

И речь твоя ко мне текла, как са.хар, сладкой.

Тобою от любви я ныне отрешен.

На мой отъезд приказ тобою мне вручен.

Я знал, что я уйду, лишь срок укажет небо,

Ведь злонамеренным я гостем вовсе не был.

Был потчеван тобой, — и медлил потому.

Уйду, коль хлеба ты мне сунула в суму».

Гилянского коня направив из ограды,

Путем гилянским он повел свои отряды.

Сердитый на Ширин, он мрачен был, угрюм.

Поход ускоривши, направился он в Рум.

Он знал: стрела врага лететь в него готова.

Венца не стало. Шлем — вот он, венец Хосрова!

Он, зная, что пути оберегал Бехрам,

Скакал без устали по долам и горам.

Четырехкрылый был под ним орел; дракона

Хранил у пояса Бехрам! Страшись урона!

И вот к монастырю примчался он; монах

Ютился там. То был «Всепостиженья шах»

Ему грядущее немало дел открыло,

И для Хосрова он истолковал светила.

Все стало явственней. Он мудрый дал совет.

Он изреченьями открыл Хосрову свет.

И к морю поспешил Хосров, и переходы

Он делал одвуконь. И вот сверкнули воды.

Он гнать вдоль берега гнедого не устал,

В Константинополе кайсару он предстал.

И призадумался тогда владыка Рума,

И важное чело избороздила дума.

Удачею он счел для дома своего

Приезд Хосрова в Рум; и обнял он его.

Узнав, что в числах звезд приязнь, а не коварство,

Прибывшему решил свое вручить он царство.

И дать — хоть воздвигал он христанства храм —

Парвизу в жены дочь — царевну Мариам.

И меж владыками в ночь свадьбы было много

Условий скреплено; все обсудили строго.

О Мариам, о нем, кто счастья встретил свет,

О том, какой он смог румийцам дать ответ,

Как с Ниатусом он хитро, хвостом павлина

Построил рать, о всех походах властелина

Не стану говорить; о том сказал иной —

Бреду, а он уснул, пройдя свой путь земной.