Лори Форест - 6e325473ededd6dd5956a26f7af57957

Айрис игриво протягивает Айвену кусок сладкого пирога.

– Хочешь попробовать? – призывно улыбается она.

– У меня руки грязные, – отвечает он.

– Просто открой рот, – уговаривает она. Качнувшись вперёд, Айрис подносит пирог к губам кельта.

Он смущённо повинуется, и Айрис вкладывает пирог в рот Айвену, нежно стерев капли сока с его нижней губы.

Когда он не смотрит в мою сторону и не пышет яростью, кельт очень красив. У него пухлые губы, странно сочетающиеся с острыми, угловатыми чертами лица, а его глаза сияют, будто сквозь зелёные стёклышки светит солнце.

Вот только не стоит забывать, что передо мной кельт, и наверняка ничуть не лучше того, который соблазнил Сейдж и заставил её разорвать обручение. К тому же Айвен меня терпеть не может, скажем прямо, ненавидит лютой ненавистью.

– Ну как? – спрашивает Айрис, наклонившись к Айвену.

– Очень вкусно, – отвечает он с набитым ртом, не сводя с неё глаз.

– Ещё хочешь? – Судя по голосу, она предлагает не только пирог.

Айвен смотрит на неё как зачарованный.

– Ой, у тебя крошка на подбородке, – мурлычет она.

– Ничего, – отступает на шаг Айвен.

Однако девушка не сдаётся и, стряхивая крошки с лица Айвена, подходит ещё ближе и игриво касается его шеи.

Кельт смотрит на неё в замешательстве, борясь с нахлынувшими чувствами.

Как тяжело их видеть… таких счастливых, довольных жизнью.

А рядом я – измученная, перемазанная черничной начинкой, язык потемнел от микстуры, которой я пытаюсь вылечить упрямый кашель – холодные ночи в Северной башне не прошли даром. Выгляжу я, честно говоря, хуже некуда, этого не могут скрыть даже шёлковые платья тёти Вивиан. А Айрис Моргейн, совсем недавно напавшая на меня в хлеву, веселится с красавчиком кельтом! Видеть это выше моих сил… хочется разрыдаться от бессилия и швырнуть в неё банкой джема.

Будто подслушав мои мысли, Айвен оборачивается. Под его ненавидящим взглядом я наливаюсь краской и отрываю наконец щёку от липкого пирога.

Айрис тоже смотрит в мою сторону. Её игривое настроение мгновенно улетучивается. Она шепчет что-то Айвену на ухо.

– Нет, я не знал, что она здесь, – отвечает он, по-прежнему глядя на меня.

Неразборчиво что-то прошипев, Айрис выскакивает на улицу и с грохотом захлопывает за собой дверь.

Айвен в ярости смотрит на меня. Конечно, радуется, видя, до чего я дошла, как низко пала внучка великой Карниссы Гарднер!

У меня больше нет сил прятать отчаяние – к глазам подступают слёзы, губы дрожат…

Ярость на лице Айвена вдруг уступает место искренней тревоге. Его зелёные глаза смотрят серьёзно, с невысказанным беспокойством, и эта неожиданная мягкость болью отзывается в моём сердце. Хорошо ему! Весело с этой Айрис…

Схватив мокрое полотенце, я торопливо вытираю с лица джем, отводя глаза. Какое унижение! Но уж плакать я при нём не стану. Не дождётся!

Чувствуя, что слёзы вот-вот брызнут из глаз, я вылетаю из кухни и бегу не останавливаясь до самой Северной башни. В комнате я падаю на кровать и, зажмурившись, чтобы не видеть ненавистных икаритов, плачу, пока не проваливаюсь в сон.

Утром я просыпаюсь от странного шума – что-то разбилось! Дрожа от холода и воспоминаний о кошмаре, в котором ко мне снова приходила шелки, я оглядываю комнату. Икаритов нет, только цыплёнок Ариэль разгуливает по моему письменному столу, поклёвывая пергаменты и карандаши и сбрасывая на пол разные мелочи. На полу лежат осколки – всё, что осталось от керамического портрета моих родителей.

Другого их изображения у меня нет.

На меня холодной волной накатывает ярость. Выпрыгнув из постели, вся в слезах, я поднимаю один из осколков – на нём едва различимая половинка лица моей мамы.

Мне больше никогда не увидеть дорогих лиц.

Ярость захлёстывает меня как неумолимый океанский прилив.

Ну хватит! Доигрались! Пришла пора им за всё ответить. И пусть потом Ариэль попробует меня поджечь! Посмотрим, что у неё получится! А я пойду к ректору и отправлю эту сумасшедшую в тюрьму, где ей и место!

Торопливо набросив одежду, я подхватываю цып­лёнка и выношу его из башни. Холодно, трава кое-где побита инеем. Вряд ли птица долго проживёт одна. Её или вернут в птичник за кухней, или сожрут хищники.

Подавив зарождающееся в душе раскаяние, я ухожу на лекции.

День тянется медленно. С самого утра меня преследует растущее беспокойство.

«Она это заслужила!» – напоминаю я себе, отчаянно натирая на мелкой тёрке целебные корешки для новой микстуры. Это всего лишь цыплёнок! Украденный из университетского птичника к тому же. Ему давно пора в суп или на вертел.

После занятий, выкроив минутку перед работой на кухне, я иду в башню, чтобы оставить там тяжёлую сумку с книгами. Я пробиваюсь сквозь серый туман, едва переставляя ноги, смахиваю с лица холодные капли дождя, с каждым шагом всё больше распаляя в себе ненависть к Ариэль.

Когда я добираюсь до Северной башни, я мысленно готова к новой схватке с икаритами. Я готова победить.

Мои шаги эхом отдаются в тишине, разбивая чувство вины на мелкие кусочки.

Так ей и надо. Она это заслужила!

Возле двери в комнату я на мгновение замираю в нерешительности. Какой странный запах! Будто разожгли и уже потушили огонь. Вздрогнув от дурного предчувствия, я распахиваю дверь.

При виде открывшейся картины я цепенею, колени подгибаются.

Моё одеяло. Моё бесценное детское одеяло.

Его сожгли посреди пустой комнаты – на полу осталась только горсточка угольков да последний лоскут ещё дымится, быстро превращаясь в чёрный пепел.

Я бросаюсь вперёд, затаптываю язычки пламени, поднимаю оставшийся лоскут ткани – и едва не падаю без чувств, когда он рассыпается у меня в руках.

Ариэль уничтожила моё одеяло.

Упав на колени перед кучкой чёрного пепла, я беззвучно всхлипываю, горюя о последней нити, которая связывала меня с мамой.

– Я хочу, чтобы её здесь не было.

Лукас оборачивается на мой голос, отводя взгляд от гарднерийских лучников. В этот холодный, мрачный вечер они учатся бить точно в цель. Сумерки быстро сгущаются, возле мишеней уже зажгли фонари. Наверное, у меня необычное выражение лица – Лукас вглядывается в меня на редкость пристально, прищурив глаза.

– О ком ты говоришь?

– Об Ариэль.

Он берёт меня за руку и отводит в сторону от лучников.

– Что случилось?

– Не важно, – отвечаю я, удивляясь суровости собственного голоса. – Я просто хочу, чтобы она исчезла. Делай что хочешь, только пусть она уйдёт!

Почему-то мне кажется, что Лукас посоветует мне самой разбираться со своими врагами, и я заранее готова возненавидеть его за эти слова. Однако он молча о чём-то размышляет.

– Её исключат, только если она открыто нападёт на тебя, – предупреждает он.