Лори Форест - 6e325473ededd6dd5956a26f7af57957

От мыслей о таком развитии событий меня отвлекает мягкий шелест крыльев.

Страж!

На подоконнике высокого окна сидит белая птица.

В умиротворённых печальных глазах Белого Стража всё отражается без прикрас, как в неподвижной воде. Воспоминания, от которых я так долго пряталась, настигают меня.

Ночь. Ариэль поёт песню цыплёнку, ласково поглаживая его крылья. Куда бы Ариэль ни пошла, она всюду встречает лишь насмешки. Заметив её, все отворачиваются, отказываются на неё смотреть.

За месяц, что мы живём в одной комнате, Ариэль ни разу не получила из дома ни письма, ни коротенькой записки. Её никто никогда не навещает. Даже Винтер получает письма! Ариэль ни от кого не слышит добрых слов, не считая Винтер и профессора Кристиана.

«Она – Исчадие Зла! Что хорошего может в ней быть?!» – пронзительно восклицает голос у меня в голове.

Однако она заботилась о той птице… несчастной птице, которую так жестоко убили… ухаживала за ней, пела…

Вопрос сам собой рвётся на поверхность, не обращая внимания на мои попытки заглушить его.

Неужели в Ариэль действительно нет ни капли доброты?

Я не знаю. И, глядя в грустные глаза стража, я вдруг решаю отыскать ответ на этот вопрос, прежде чем окончательно сломать судьбу Ариэль.

– Как ты мог так жестоко убить её птицу?! Зачем?

Лукас ужинает в столовой с гарднерийскими солдатами. Я пытаюсь не обращать внимания на шёпот и охи за спиной, однако в зале слишком много народу, меня узнали помощницы поварих, выглянувшие из кухни, и даже профессора поднимаются из-за длинного стола у стены, стараясь получше рассмотреть, что происходит.

Лукас оглядывает меня с головы до ног, и на его лице расцветает довольная улыбка:

– Сработало! Правда?

– Это было жестоко!

Он явно ждёт благодарности, и мои слова сбивают его с толку.

– Ты сама пришла ко мне за помощью, – напоминает он, оттаскивая меня от стола.

Я с негодованием вырываю руку из его цепких пальцев:

– Ты перестарался!

– Ты сказала, что хочешь от неё избавиться, – напоминает он. – Посмотри на себя. Вот он, твой шанс. Иди к любому профессору. Расскажи, кто на тебя напал. Её исключат, и никто не заплачет.

Мне даже не надо никуда идти. К моему ужасу, несколько преподавателей уже спешат к нам, и среди них проректор Квиллен.

– О Древнейший! – восклицает пастырь Симитри. Его чёрная мантия негодующе колышется в такт его движениям. – Эллорен… кто это сделал?

Из кухни выходят Айвен, Фернилла, Айрис, Бледдин, поварихи и их помощники. Пришли полюбоваться на избитую гарднерийку как на праздник.

– Кто на вас напал, маг Гарднер? – спрашивает проректор Квиллен.

Она пристально смотрит мне в глаза, ожидая ответа. Голова у меня кружится, всё плывёт… Надо сказать что-нибудь, прежде чем Лукас сделает это за меня.

– Я споткнулась и упала, – произношу я в наступившей тишине.

– Вы… споткнулись? – недоверчиво переспрашивает пастырь Симитри.

– Да, – развиваю я успех. – На лестнице. В Северной башне. Я такая неловкая. Я даже на кухне упала, когда пришла на работу в первый раз. Спросите их, – указываю я на выстроившихся у стены помощников поварихи.

Айвен удивлённо поднимает брови, а Айрис и Бледдин смотрят на меня раскрыв рты.

– Вас нужно показать лекарю. – Пастырь Симитри ласково берёт меня за руку. – Идёмте, я провожу вас.

Послушно следуя за профессором, я оглядываюсь на Лукаса.

Что-то безвозвратно сломалось между нами. Он поступил слишком жестоко. Вряд ли я смогу простить его.

Будто прочитав мои мысли, Лукас отвечает мне полным отвращения взглядом и уходит.

Поздно ночью, с мешком в руках, я брожу возле птичника, отыскивая на ощупь щеколду на клетке. Лекарь, конечно, помог, но левый глаз всё ещё болит, а в голове будто стучат маленькие молоточки.

– Что ты здесь делаешь? – неожиданно доносится сзади.

Айвен, едва различимый во тьме, стоит чуть по­одаль с двумя вёдрами пищевых отходов.

– Краду цыплёнка, не видишь? – огрызаюсь я. – Для Ариэль.

– Для икаритки? – недоверчиво уточняет он.

– Ариэль умеет мысленно разговаривать с птицами.

Чёрный силуэт замирает. Кажется, я даже вижу зелёные глаза Айвена.

– Ты выдашь меня или оставишь в покое? – требую я ответа. – Уж выбирай поскорее.

Нахмурившись, он медленно открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но тут же закрывает его снова, плотно сжимая губы.

– Я совершила ошибку, – признаюсь я дрожащим голосом. Во мне не осталось ни гнева, ни храбрости, один только жгучий стыд. – Я была не права. Я не хотела…

Всё. Больше не могу выговорить ни слова. Сейчас разрыдаюсь.

Айвен молчит, но взгляд его меняется – он смотрит на меня открыто, сочувственно, позабыв о привычной ненависти.

Словно предупреждая меня держаться от него подальше, Айвен качает головой, ещё минуту нерешительно оглядывает птичник и уходит.

В Северной башне Винтер сидит рядом с Ариэль и гладит подругу по голове. Ариэль безжизненно растянулась на кровати лицом к стене.

Мёртвую птицу убрали, о случившемся напоминают лишь пятна крови на полу.

Я выпускаю принесённого цыплёнка из мешка, и птица, подбежав к икаритам, взлетает на постель.

Винтер с удивлением смотрит сначала на цыплёнка, потом на меня. Её взгляд постепенно смягчается.

– Я не хотела, чтобы всё случилось так… – оправдываюсь я, присев на свою кровать.

– Я знаю, – печально вздыхая, произносит Винтер. – Знать – моё проклятие. – Она поворачивается и смотрит мне в глаза: – Ты не виновата, Эллорен Гарднер. Это всего лишь ещё одна ужасная жестокость в длинной череде таких же отвратительных жестокостей. Ариэль была совсем маленькой, когда собственная мать отправила её в тюрьму в Валгарде, проклиная себя за то, что дала жизнь деаргдулу… вы зовёте их икаритами. Ариэль посадили в клетку. Ей было два года.

Я с трудом сглатываю комок в пересохшем горле. Отворачиваться нельзя. Я должна увидеть всё без прикрас.

– Могу я чем-нибудь помочь? – хрипло спрашиваю я.

Винтер только горестно качает головой.

И я делаю единственное, что мне под силу.

Молча сижу, слушая, как Винтер поёт протяжную эльфийскую мелодию. Мы проводим ночь без сна в полутёмной комнате, освещённой только призрачным светом мерцающей лампы. Посреди ночи высоко под потолком, на стропилах, неожиданно появляется Страж и почти сразу же исчезает.

Мы ждём, когда Ариэль придёт в себя. Винтер поёт, я беззвучно повторяю молитвы. Мы ждём.

Перед самым рассветом зелёные глаза Ариэль наконец открываются. Она растерянно смотрит на нас, двигается медленно, как заторможенная, но перед нами снова Ариэль.

Глава 22. Поэзия

В этом году я острее, чем обычно, ощущаю смену времён года. По утрам моё дыхание вырывается белыми облачками пара, когда я спешу через поля от Северной башни к университету, пальцы краснеют от холодного ветра.