Эдуард Фукс - История нравов. Галантный век

И как раз эти казни, превращенные в публичные зрелища, играют выдающуюся роль в истории публичной нравственности, так как самые жестокие из них, те, во время которых жертву сначала пытали, а потом медленно убивали, были для значительной части зрителей, в особенности для женщин, не чем иным, как чудовищными разжигателями чувства сладострастия. Ими наслаждались, чтобы возбудить самым диким образом свою чувственность. И это действие иногда обнаруживалось в ужасающих формах.

В своей книге о бесполезности смертной казни Гольцендорф говорит: «Во время казни в маленьком городке население соседних деревень, вообще спокойное и порядочное, выказало себя с такой стороны, что можно утверждать, что смертная казнь не только обнаруживает уже определившееся вырождение испорченных элементов, но и портит элементы более здоровые. Даймонд сообщает по поводу казни, состоявшейся в городке Чалмсфорд, что среди собравшегося деревенского населения царил „настоящий карнавал разврата“. В ночь накануне казни палача угощали ужином в трактире, и он должен был рассказывать о разных казнях. Крестьяне стекались из окрестностей, отстоявших на 20 английских миль. Молодые люди и девушки устраивали при этом пикники».

Во время сенсационных казней, когда предшествовавший им судебный процесс взбудоражил все население, обыкновенно происходили на самом деле массовые оргии, в непристойностях которых участвовало не только простонародье, но и высшие классы. Из целого ряда сообщений, которые нетрудно проверить, мы знаем, что в XVII и XVIII вв. в светском обществе считалось прямо bon ton присутствовать при знаменитых казнях и что богатые люди платили баснословные цены за окна, выходящие на место казни. У этих окон в продолжение целых часов и возлежали знатнейшие дамы. M-me Севинье присутствовала в качестве зрительницы на всех пытках и казнях. Когда к плахе вели знаменитую отравительницу маркизу Бренвиллье, вокруг нее толпилась такая масса представителей высшего общества, графинь и маркиз, что шествие не могло двигаться вперед.

Дамы не ограничивались тем, что были простыми зрительницами: для них подобное зрелище было также изощренным возбуждающим средством. Если в таких случаях чернь иногда насиловала сотни женщин или врывалась в дома терпимости и там устраивала ужасающие оргии, то знатные дамы, смотревшие на казнь с высокого балкона, праздновали у окна вакханалии с шампанским и вели себя самым бесстыдным образом. Один французский хронист пишет: «Никогда наши дамы не бывают уступчивее; вид страданий колесованной жертвы возбуждает их так, что они хотят тут же на месте вкусить наслаждение».

Чтобы убедиться в правильности этого замечания, достаточно прочесть описание отвратительных сцен, виденных Казановой во время казни безумца Дамьена и очень подробно им рассказанных. В Англии обыкновенно комнаты, выходящие на место казни, обставлялись несколькими постелями и сдавались знатным парочкам не только на весь день, но и на следующую ночь.

Народные праздники в собственном смысле слова были связаны с определенными днями и случаями, как-то: ярмарками, церковными праздниками и т. д. Однако по мере роста больших городов, каковыми в XVII веке были, правда, только Лондон, Париж, Вена и — гораздо позднее — еще Берлин, по мере того как сюда стекалась целая армия более или менее знатных бездельников, авантюристов и мошенников всех видов, возникла здесь постоянная потребность иметь возможность справлять каждый день, так сказать, народный праздник, то есть иметь каждый день возможность предаваться разнузданному веселью. Из этой потребности выросли увеселительные учреждения, тогда носившие название «садов веселья», ныне составляющие главную приманку для иностранцев, посещающих город. Родились они в Лондоне. Здесь подобные сады веселья возникли уже в XVII веке: концерты, балы, маскарады — такова была их программа. Первыми такими увеселительными учреждениями были Спринг-Гарденс и сады Воксхолла, известные также под названием Новые Весенние сады.

Наибольшей известностью пользовались сады Воксхолла, так что название это было перенесено и в другие города, когда в них открылись подобные учреждения. В конце XVIII века как Париж, так и Берлин имели свой «Воксхолл». В садах лондонского Воксхолла собиралось ежедневно от четырех до шести тысяч людей, в особо торжественных случаях даже от восьми до десяти тысяч. Не высокая входная плата, а баснословно дорогие цены на напитки и кушанья удерживали от посещения этих садов чернь — этим именем тогда, впрочем, обозначались не отбросы большого города, а неимущие слои народа.

Кто имел эротические намерения, тот находил в этих садах самый удобный случай для их удовлетворения, так как сюда устремлялось не только огромное войско проституток, но и женщины и девушки, искавшие лишь мимолетных авантюр. Последнее обстоятельство приводило к тому, что все женщины, посещавшие эти учреждения одни, без кавалеров, рассматривались мужчинами как доступные и с ними обращались соответственным образом. Один современник, англичанин Пипс, занес в 1668 году в свой дневник следующие слова: «Был один в Воксхолле, гулял там и видел, как молодой Нью-порт и двое других негодяев насиловали двух девушек из города, гулявших с ними около часа под маской».

В том же месяце он записывает: «Поехал по Темзе с женой, Деб и Мерсер в Спринг-Гарден; ели и гуляли; наблюдал, до какой грубости доходят некоторые молодые франты города. Они уединяются в беседках, где нет мужчин, и там насилуют женщин. Меня возмущает такая дерзость порока. По реке вернулся, и притом с большим удовольствием, домой».

Лицом к лицу с обычностью подобных инцидентов другие современники не без основания замечают, что женщины из высших классов, шатающиеся в этих садах под маской, просто жаждут таких непристойных нападений и потому весьма рады, если понравившийся им любовник игнорирует их жеманство и хочет насильно взять их. Многие даже всеми силами старались спровоцировать подобные инциденты, гуляя всегда в самых укромных местечках, где смелый любовник мог не бояться, что ему помешают в его галантных похождениях.

Все эти учреждения служили, таким образом, как открытой, так и тайной проституции. Все эти сады были основаны для ее вящего процветания. «Французский наблюдатель в Лондоне» пишет: «В этих садах во многих местах насажены кусты, благоприятствующие влюбленным. Это, быть может, более всего привлекает английских женщин. У них есть свои слабости, но нет еще смелости не краснеть по поводу их, еще менее, конечно, хвастать ими. Публичные девушки не только не устраняются от этих учреждений, напротив, они там могут показать свои таланты, если только это не связано со скандалом, и упомянутые кусты как нельзя лучше обнаруживают этого рода проституцию».