Джон Ирвинг - Дорога тайн

В более широком смысле Лупе предвидела некое будущее, которое пугало ее, и она воспользовалась возможностью изменить его – кардинально. То, что сделала Лупе, изменит не только будущее ее брата. Ее поступок заставит Хуана Диего прожить остаток жизни в своем воображении, а случившееся с Лупе (и с Долорес) станет началом конца «La Maravilla».

В Оахаке даже после того, как все перестали говорить о «Дне носа», наиболее словоохотливые горожане все еще сплетничали о шокирующей сенсации – закрытии «Дива-цирка». Несомненно, то, что совершила Лупе, возымело свой эффект, но дело не в этом. То, что совершила Лупе, – ужасно. Брат Пепе, знавший и любивший сирот, позже сказал, что такое могло прийти в голову только абсолютно сбитому с толку тринадцатилетнему подростку. (Ну да, но ведь мало кто может разобраться с тем, что творится в голове у тринадцатилетних, не так ли?)

Лупе, должно быть, открыла дверцу кормушки в клетке Омбре еще минувшим вечером – после чего оставила связку с ключами от львиных клеток под подушкой Хуана Диего.

Возможно, Омбре заволновался, потому что Лупе появилась, чтобы покормить его, когда было еще темно, – для него это было необычно. И Лупе полностью вытащила поднос из клетки; более того, она не положила мясо на поднос.

О том, что случилось дальше, можно только гадать. Игнасио предполагал, что Лупе, должно быть, принесла мясо Омбре и забралась в его клетку. Хуан Диего полагал, что Лупе могла сделать вид, что ест мясо Омбре или, по крайней мере, что не подпускает льва к мясу. (Как говорила Лупе сеньору Эдуардо, объясняя процедуру кормления львов: «Вы не поверите, но львы в основном думают о мясе».)

И с первого раза, когда Лупе подошла к Омбре, разве она не называла его «последней собакой», разве она не повторяла слово «последний»? «El último perro», – совершенно ясно сказала она о льве. «El ultimo». (Как будто Омбре был королем собак крыш, королем кусачих – последним Кусакой.)

«Все будет хорошо, – повторяла Лупе Омбре с самого начала. – Ты ни в чем не виноват», – говорила она льву.

Лев выглядел совсем не так, как обычно, когда Хуан Диего увидел его сидящим в углу клетки. Омбре выглядел виноватым. Омбре сидел на максимальном удалении от того места, где лежала, свернувшись калачиком, Лупе – в противоположном по диагонали углу. Лупе лежала возле открытой дверцы кормушки, спиной к Хуану Диего. В тот момент он благодарил судьбу, что не видит выражения лица Лупе. Позже Хуан Диего пожалеет, что не видел ее лица, поскольку всю оставшуюся жизнь он будет представлять себе, что отразилось тогда на ее лице.

Омбре убил Лупе одним укусом – «смертельным укусом в шею сзади», как описал это доктор Варгас после осмотра ее тела. На теле Лупе не было других ран – даже следов когтей. В области укуса на шее Лупе было мало крови, и ни капли ее крови в клетке. (Позже Игнасио сказал, что Омбре слизал бы любую кровь – лев также съел все принесенное мясо.)

После того как Игнасио выстрелил в Омбре – дважды, в его большую голову, – в том углу клетки, куда тот сам себя загнал, оказалось довольно много львиной крови. Выражение вины и раскаяния не спасет растерянного и опечаленного льва. Игнасио бросил быстрый взгляд на тело Лупе возле открытой дверцы кормушки и на Омбре, принявшего в дальнем углу позу чуть ли не полной покорности. И когда Хуан Диего, дохромав до палатки укротителя львов, крикнул о происшедшем, Игнасио взял револьвер и поспешил к месту гибели Лупе.

Игнасио застрелил Маньяну, потому что лошадь сломала ногу. Хуан Диего считал, что Игнасио не имел права убивать Омбре. Лупе была права: в том, что случилось, лев не виноват. Игнасио убил Омбре по двум причинам. Укротитель львов был трусом; Игнасио не осмеливался войти в клетку к живому Омбре, где лежала Лупе. (Было непонятно, как поведет себя лев после ее убийства.) У Игнасио, движимого дерьмовым инстинктом мачо, была только одна версия происшедшего – «людоедство», то есть укротитель львов предпочитал думать, что в случаях, когда люди становятся жертвами львов, всегда виноваты львы.

И конечно, как бы ни были ошибочны мысли Лупе, она была права насчет всего, что произойдет, если Омбре убьет ее. Лупе знала, что Игнасио застрелит льва, – она, должно быть, знала также, что произойдет в результате всего этого.

Как оказалось, до следующего утра Хуан Диего не мог полностью оценить предвидение Лупе (ее сверхчеловеческое, если не Божественное всеведение).

В день убийства Лупе в «Circo de La Maravilla» понабежали те, кого Игнасио называл «властями». Поскольку укротитель львов всегда считал себя властным, он не очень хорошо себя чувствовал в присутствии других властей – полиции и прочих, играющих такую же официальную роль.

Укротитель львов только отмахнулся от Хуана Диего, когда мальчик сказал ему, что Лупе накормила львиц, прежде чем накормить Омбре. Хуан Диего знал это, потому что угадал ход мыслей Лупе, полагавшей, что, кроме нее, никто больше не накормит львиц в такой день.

Хуан Диего также знал это, потому что после гибели Лупе и убийства Омбре пошел посмотреть на львиц. Вечером накануне Лупе открыла дверцу кормушки в клетке львиц. Должно быть, она накормила львиц обычным способом, а затем полностью вытащила поднос и прислонила снаружи к их клетке, точно так же как она сделала у клетки Омбре.

Кроме того, львицы выглядели так, словно их уже накормили; «las Señoritas», как называл их Игнасио, просто лежали в задней части клетки и смотрели на Хуана Диего непроницаемым взглядом.

Поскольку Игнасио не обратил внимания на слова Хуана Диего, мальчик почувствовал, что для укротителя львов не имело значения, кормила ли Лупе львиц перед своей смертью, но на самом деле это имело значение для последовавших далее событий. Это имело большое значение. Это означало, что никто больше не должен был кормить львиц в день гибели Лупе и убийства Омбре.

Хуан Диего даже попытался отдать Игнасио два ключа от кормушек, но Игнасио не стал их брать.

– Оставь себе, у меня свои ключи, – сказал укротитель львов.

Естественно, брат Пепе и Эдвард Боншоу не допустили, чтобы Хуан Диего остался на ночь в собачьей палатке. Пепе и сеньор Эдуардо помогли Хуану Диего собрать вещи вместе с немногими вещами Лупе, а именно ее одеждой. (У Лупе не было сувениров; она не скучала по фигурке Коатликуэ после того, как у Марии появился новый нос.)

При поспешном переезде из «La Maravilla» в «Дом потерянных детей» Хуан Диего потерял крышку от банки из-под кофе, в которой был пепел, но в ту ночь он спал в своей старой комнате в «Потерянных детях» и на шее у него был шнурок Лупе. Он чувствовал на себе легкую тяжесть двух ключей от львиных клеток; он лежал в темноте, сжимая ключи большим и указательным пальцами, пока не заснул. Рядом с ним маленькую кровать, на которой прежде спала Лупе, занял человек-попугай, чтобы присматривать за ним, – это был тот случай, когда айовец не храпел.