Джон Ирвинг - Дорога тайн

– Мужчины, женщины и дети были убиты японскими солдатами, – вмешался Бьенвенидо.

Конечно, Хуан Диего понимал, к чему все идет, – предоставьте нашей Богоматери Гваделупской защищать всех! Хуан Диего знал, как эти так называемые «защитники жизни», которые запрещают аборты, присвоили Гваделупскую Деву. «От чрева до гроба», – непрестанно твердили разнообразные прелаты Церкви.

А какие торжественные строки из Иеремии они всегда цитировали? На футбольных матчах идиоты-фанаты держали баннеры на последних рядах: «ИЕРЕМИЯ 1: 5». Как там у него в Библии? – хотел спросить Кларка Хуан Диего. Кларк помнил Книгу Иеремии наизусть: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде чем ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (что-то вроде этого). Хуан Диего попытался поделиться с Кларком своими мыслями, но слова не шли с языка, только дыхание сейчас имело значение. Пот лился с него ручьями, одежда липла к телу. Хуан Диего знал, что если попробует заговорить, то не продвинется дальше, чем «прежде нежели Я образовал тебя во чреве», – он подозревал, что при слове «чрево» его стошнит.

Может, у него тошнота из-за машины – его как бы укачивает? – спрашивал себя Хуан Диего, пока Бьенвенидо медленно вез их по узким улочкам трущоб на холме над рекой Пасиг. В покрытом копотью дворе старой церкви и монастыря висела табличка с предупреждением: «БЕРЕГИТЕСЬ СОБАК».

– Всех собак? – глотнул воздух Хуан Диего, но Бьенвенидо уже парковал машину, а Кларк, разумеется, продолжал вещать. Никто не слышал, как Хуан Диего пытался заговорить.

Рядом с фигурой Иисуса у входа в монастырь рос зеленый куст, украшенный яркими звездами, которые делали его похожим на жалкое подобие рождественской елки.

«Гребаное Рождество здесь длится вечно», – услышал Хуан Диего голос Дороти или вообразил, что именно так сказала бы Дороти, если бы стояла рядом с ним во дворе церкви Девы Марии Гваделупской. Но, конечно, Дороти там не было – только ее голос. Что такое он слышит? Хуан Диего задумался. Но то, что он слышал громче всего, то, чего раньше не удосужился услышать, было учащенным, бешеным биением его сердца.

Наполовину скрытая пальмами, затенявшими закопченные стены монастыря, статуя Святой Марии Гваделупской в голубом одеянии, после столь тяжких испытаний, выпавших на ее долю, имела непроницаемо-спокойное выражение лика, – Кларк, разумеется, рассказывал ее историю, ритм его профессорской речи, казалось, совпадал с резким биением сердца Хуана Диего.

По неизвестной причине монастырь был закрыт, но Кларк привел своего бывшего учителя в церковь – официально она называлась Nuestra Señora de Gracia – Богоматерь Благодати, как пояснил Кларк. Но это была не еще одна Богоматерь – хватит с нас Богоматерей! – подумал Хуан Диего, но ничего не сказал, стараясь справиться с дыханием.

Образ Богоматери Гваделупской был привезен из Испании в 1604 году, в 1629 году была завершена постройка церкви и монастыря. В 1639 году, рассказывал Кларк Хуану Диего, против испанцев выступило шестьдесят тысяч китайцев с оружием в руках – никаких объяснений почему! Но испанцы вынесли на поле боя образ Богоматери Гваделупской; чудесным образом состоялись мирные переговоры, и кровопролитие было предотвращено. (Может, и не чудесным – кто сказал, что это чудо? – подумал Хуан Диего.)

Были, конечно, и другие неприятности: в 1763 году церковь и монастырь оккупировали англичане. Образ Девы Гваделупской спас ирландский «служащий» – католик. (Какого рода «служащий» пришел на помощь? – подумал Хуан Диего.)

Бьенвенидо ждал их в машине. Кларк и Хуан Диего были одни в старой церкви, за исключением, кажется, двух скорбящих, которые опустились на колени на передней скамье перед добротным, почти изящным алтарем и полным скромного достоинства образом Гваделупской Девы. Две женщины, во всем черном, были в вуалях, полностью скрывающих их лица. Кларк понизил голос, из уважения к упокоившемуся.

Землетрясения почти сравняли Манилу с землей в 1850 году; из-за толчков свод церкви рухнул. В 1882 году монастырь был превращен в приют для детей – жертв холеры. В 1898 году Пио дель Пилар – революционный филиппинский генерал – со своими мятежниками занял церковь и монастырь. Пио был вынужден отступить под натиском американцев в 1899 году. Убегая, он поджег церковь: мебель, документы, книги – все сгорело.

Господи, Кларк, неужели ты не видишь, что со мной что-то неладное? – мысленно вопрошал Хуан Диего. Он знал, что с ним что-то неладно, но Кларк не смотрел на него.

Затем Кларк без всякого перехода неожиданно сообщил, что в 1935 году Богоматерь Гваделупская была объявлена папой Пием XI «покровительницей Филиппин». В 1941 году прилетели американские бомбардировщики и выбили дерьмо из японских солдат, которые прятались в руинах церкви Девы Гваделупской. В 1995 году была завершена реставрация церковного алтаря и ризницы – этим Кларк и закончил свою лекцию. Молчаливые скорбящие все это время даже не шевельнулись; две женщины в черном, склонив головы, оставались недвижимы, как статуи.

Хуан Диего все еще пытался как-то дышать, но от острой боли то задерживал дыхание, то хватал ртом воздух, то снова задерживал дыхание. Кларк Френч – как всегда, поглощенный своими словами – не замечал тяжелого состояния своего бывшего учителя.

Хуан Диего чувствовал, что не сможет процитировать всего Иеремию 1: 5; пришлось бы произнести слишком много слов при почти исчезнувшей возможности дышать. Хуан Диего знал, что Кларк поймет, о чем он говорит. Хуан Диего с трудом выдавил из себя:

– «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя».

– Мне больше нравится следующая фраза: «Я освятил тебя», чем эта: «Я познал тебя», хотя обе верны, – сказал Кларк своему бывшему учителю и только затем повернулся к нему.

Кларк подхватил Хуана Диего под мышки, иначе бы тот упал.

В суматохе, которая вслед за этим началась в старой церкви, ни Кларк, ни Хуан Диего не заметили молчаливых скорбящих – две коленопреклоненные женщины лишь слегка повернули головы. Они приподняли вуали, но лишь настолько, чтобы посмотреть, что там происходит в задней части церкви: Кларк побежал за Бьенвенидо, оставив своего бывшего учителя лежать на задней скамье, а затем двое мужчин вынесли Хуана Диего оттуда. При таких очевидных чрезвычайных обстоятельствах – а обе женщины стояли на коленях перед алтарем тускло освещенной старой церкви – никто не узнал бы ни Мириам, ни Дороти (даже будь они не во всем черном и не с вуалями на лицах).

Хуан Диего был романистом, который следил за последовательностью событий в своих текстах; как писатель, он всегда сознательно выбирал, где начать и где закончить свою историю. Но сознавал ли Хуан Диего, что он умирает? Он, должно быть, понял, что задыхается и чувствует острую боль при каждом вдохе вовсе не из-за говядины по-вьетнамски, но то, что говорили Кларк и Бьенвенидо, казалось Хуану Диего маловажным. Бьенвенидо высказывался о «грязных государственных больницах», Кларк, разумеется, хотел, чтобы Хуан Диего попал в больницу, где работала его жена, где все хорошо знают доктора Хосефу Кинтану и где его бывший учитель получит наилучший уход.