Джон Ирвинг - Дорога тайн

Хуан Диего, возможно, слышал, как его бывший ученик сказал Бьенвенидо: «Если нам повезет». Кларк сказал это в ответ на замечание Бьенвенидо, что ближайшая к церкви Гваделупской Девы католическая больница находится в городе Сан-Хуан. Будучи частью метрополии, Сан-Хуан находился рядом с Макати, всего в двадцати минутах езды отсюда. Говоря о «везении», Кларк имел в виду больницу, где работала его жена, – то есть Медицинский центр Кардинала Сантоса.

Двадцатиминутная поездка показалась Хуану Диего сновидением, но расплывчатым; ничто реальное не запечатлелось в его памяти: ни торговый центр «Гринхиллс», который находился довольно близко к больнице, ни даже загородный гольф-клуб со странным названием «Хоп-Хоп», примыкавший к медицинскому центру. Кларка встревожило, что его дорогой бывший учитель не ответил на комментарий по поводу правописания слова «хоп».

– Конечно, если это хлопок в гольфе по мячу, то там должна быть и буква «л», – сказал Кларк. – Я всегда считал, что игроки в гольф попусту тратят время, – неудивительно, что они малограмотны.

Но Хуан Диего не ответил; бывший учитель Кларка даже не отреагировал на распятия в отделении неотложной хирургии Медцентра Кардинала Сантоса – и это действительно встревожило Кларка. Не заметил (скорее всего) Хуан Диего и монахинь, совершавших регулярные обходы. (Кларк знал, что в Медцентре по утрам всегда находилась пара священников; они причащали тех пациентов, которые просили об этом.)

«Мистер идет купаться!» – Хуану Диего показалось, что он слышит крик Консуэло, но девочки с косичками не было среди обращенных к нему лиц в окружающей толпе. Никто из филиппинцев не смотрел на него, а Хуан Диего не купался – он шел, избавившись наконец от хромоты. Само собой, он шел вверх ногами – он шел по небу, на высоте восьмидесяти футов – он сделал первые два из этих смертельно опасных шагов. (А потом еще два и еще два.) И снова прошлое окружило его – как обращенные вверх лица в настороженной толпе.

Хуан Диего представил себе Долорес среди прочих; она говорила: «Когда ты идешь по небу ради Дев, они позволят тебе делать это вечно». Но хождение по небу не имело большого значения для читателя свалки. Хуан Диего выхватил первые прочитанные им книги из адских огней basurero ; он обжег руки, спасая книги от сожжения. Что такое шестнадцать шагов на высоте восемьдесят футов для читателя свалки? Разве не такой могла бы быть его жизнь, если бы он набрался храбрости? Но будущее неразличимо, когда тебе всего четырнадцать.

«Мы чудотворны, – попыталась сказать ему Лупе. – У тебя другое будущее!» – правильно предсказала она. И в самом деле, как долго он смог бы сохранять свою жизнь и жизнь своей сестры, даже если бы стал небоходцем?

Осталось всего десять шагов, подумал Хуан Диего; он молча считал их про себя. (Конечно, никто в отделении неотложной хирургии не знал, что он считает.)

Медсестра отделения знала, что теряет его. Она уже вызвала кардиолога; Кларк настоял, чтобы по пейджеру вызвали его жену; естественно, он и сам написал ей.

– Доктор Кинтана приедет, да? – спросила Кларка медсестра; она считала, это не имеет значения, но подумала, что лучше как-то отвлечь Кларка.

– Да-да, она едет, – пробормотал Кларк.

Он снова писал Хосефе – надо было что-то делать. Его вдруг разозлило, что старая монахиня, впустившая их в отделение, все еще была там, околачивалась рядом с ними. И тут старая монахиня перекрестилась, губы ее беззвучно зашевелились. Что она делает, подумал Кларк, молится? Даже ее молитва раздражала его.

– Может, надо священника… – начала старая монахиня, но Кларк остановил ее.

– Нет, никаких священников! – сказал ей Кларк. – Хуан Диего не захочет священника.

– Действительно нет – он совершенно определенно не захочет, – услышал Кларк. Это был женский голос, очень властный голос, который он слышал раньше, но когда, где?

Когда Кларк оторвал взгляд от сотового телефона, Хуан Диего молча сосчитал еще два шага – потом еще два, потом еще два. (Осталось четыре шага! – подумал Хуан Диего.)

Кларк Френч никого не видел в отделении, где лежал его бывшей учитель, – никого, кроме медсестры и старой монахини. Последняя отошла и теперь стояла на почтительном расстоянии от Хуана Диего, боровшегося за свою жизнь. Но в коридоре оказались две женщины – обе в черном, лица полностью скрыты; они проскользнули мимо и исчезли, Кларк успел лишь мельком увидеть их. Хотя он и не разглядел женщин, но отчетливо слышал, как Мириам сказала: «Действительно нет – он совершенно определенно не захочет». Но Кларк никогда бы не связал этот голос с той женщиной, которая проткнула геккона закусочной вилкой в «Энкантадоре».

По всей вероятности, даже если бы Кларк Френч хорошо разглядел тех женщин в черном, проскользнувших по коридору, он бы не сказал, что они похожи на мать и дочь. По тому, как они с головой были укутаны в черное и не общались между собой, Кларк Френч решил, что это монахини – из ордена, где естественно быть одетым во все черное. (Что касается Мириам и Дороти, то они просто исчезли. Обе всегда появлялись и исчезали неожиданно, не так ли?)

– Я сам найду Хосефу, – сказал Кларк, беспомощно глянув на медсестру. (Скатертью дорога – от вас здесь никакого проку! – могла бы подумать она, если бы вообще о чем-то думала.) – Никаких священников! – почти сердито повторил Кларк старой монахине.

Монахиня ничего не сказала; она видела смерть во всех видах – она была знакома с этим процессом и со всеми вариантами отчаяния, в которое впадают в последнюю минуту (Кларк был тому примером).

Медсестра знала, когда сердце заканчивает свою работу; медсестра знала, что ни акушер, ни кардиолог не могли дать ему толчок и запустить снова, но – несмотря на это – и она пошла искать кого-то.

Хуан Диего выглядел так, словно сбился со счета. Разве впереди еще только два шага или все-таки четыре? – спрашивал себя Хуан Диего. Он не решался сделать следующий шаг. Небоходцы (настоящие небоходцы) знают, что лучше не колебаться, но Хуан Диего просто остановился. Именно тогда он понял, что на самом деле не идет по небу; именно тогда Хуан Диего осознал, что это просто его воображение.

Да, просто то самое воображение, которое никогда его не подводило. Хуан Диего понял, что умирает, – смерть не была воображаемой. И он осознал, что именно, что на самом деле испытывали люди перед смертью, то есть чего они хотели, уходя, – во всяком случае, Хуан Диего осознал, чего он сам хотел. Не обязательно вечной жизни и не так называемой жизни после смерти, – он желал бы настоящей жизни – жизни своего героя, которую он когда-то себе вообразил.

Значит, это и есть смерть – все это лишь смерть, подумал Хуан Диего, отчего ему стало чуть легче перед лицом Лупе. Смерть не была даже неожиданностью.