Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

Как мы можем быть уверены в том, продолжал Мактаггарт, что порой, обманывая нас в чем-то, Бог не делает для нас добро? Это может быть «плохо само по себе, но хорошо как средство избежать какого-то большего зла». Возможно, Бог иногда обманывает нас, чтобы проверить нашу веру или напомнить нам, насколько мы слабы и склонны к ошибкам. В конце концов, он печально известен тем, что действует загадочно. Если Декарт был готов серьезно отнестись к необычайной возможности, что ему просто приснилась большая часть того, что, как он думал, он знает, то почему бы не рассматривать возможность, что Бог мог намеренно ввести его в заблуждение?

Есть и другие проблемы. Даже если мы проигнорируем тот факт, что божья гарантия не стоит и той бумаги, на которой Декарт о ней написал, то как Декарт может быть уверен в том, что какая-то конкретная идея достаточно ясна и отчетлива, чтобы быть подкрепленной ею? У него явно не было надежного способа это выразить, раз уж некоторые из его якобы ясных идей были совершенно непонятны. Кроме того, многие из его основополагающих принципов были отвергнуты другими мыслителями, а это показывает: то, что для одного — «ясные и четкие» идеи, для другого — мутные заблуждения.

Таким образом, проект Декарта возымел обратный эффект. Он не только не смог победить богословов своего времени, но и навсегда ослабил свою философию, пытаясь сделать это. Самые уязвимые части «Рассуждения» и «Размышлений» Декарта — это доказательства существования Бога и утверждение, что Бог не обманет нас. Если мы будем столь же критичными и скептически настроенными, каким стремился быть Декарт, то можем увидеть, что в конечном итоге он не смог доказать существование Бога, существование физических объектов или правильность «механистической философии». В чем он преуспел, так это в высказывании некоторых сомнений, которых сам не мог разрешить.

Вызвав к жизни свои радикальные сомнения, Декарт в результате заключил каждого человека в тюрьму его собственных идей, убежденный в том, что доказательство нелживого Бога сможет освободить его. Но спасательная миссия провалилась, и человек остался в состоянии неведения относительно окружающего его мира. Во всяком случае, так многие из философов после Декарта видели эту ситуацию, и масса усилий была посвящена ее исправлению. Хотя мало кто принял его теологический ответ на проблему познания, многие были очарованы его способом формулирования проблемы. Они последовали за Декартом в тюрьму, но потом по понятным причинам не стали доверять его способу выхода оттуда.

То, что Декарт мог сказать о сновидении, иллюстрирует его умение придавать привлекательную форму старым скептическим вопросам греческой философии. Согласно Платону, Сократ спросил, как можно утверждать, спит ли кто-то или бодрствует [48] Платон. Теэтет. — М., 1936. С. 47. . Декарта это тоже занимало, но вдобавок он задал другой вопрос, по духу более близкий к загадке, предложенной некоторыми древними скептиками, считавшими себя последователями Пиррона (ок. 360 г. до н. э. — 270 г. до н. э.). Почему, вопрошали пирронисты, мы должны считать наши грезы наяву более достоверными, нежели то, что мы видим во сне? [49] Секст Эмпирик. Три книги Пирроновых положений // Секст Эмпирик. Сочинения в 2-х т. Т. 2. — М.: Мысль, 1976. С. 228. Даже если я не сплю, мои ощущения могут не соотноситься с реальностью. Древние скептики не особо упорствовали в этом положении, это было лишь одно из многих сбивающих с толку допущений, которые у них всегда были наготове. Но Декарт фокусировался на нем:

…я никогда не считал, будто во время бодрствования я ощущаю то, чего не ощущаю иногда потом, когда сплю; а так как то, что я, как мне кажется, ощущаю во сне, не представляется мне исходящим от вещей, находящихся вне меня, то я и не понимал, почему мне следует больше этому верить, когда речь идет о том, что ощущается мной, как мне это кажется, во время бодрствования [50] Декарт Р. Размышления о первой философии. С. 62. .

Его точка зрения заключается в том, что независимо от того, бодрствую я или нет, между субъективным опытом и внешним миром существует разрыв — между идеями внутри меня и внешней реальностью. Тот факт, что, когда я сплю, мне может показаться, что я воспринимаю, скажем, дерево, показывает: восприятие и видимость восприятия — две разные вещи. Поэтому возможно, что, даже когда я не сплю, мне только кажется, что я воспринимаю деревья.

Таким образом, Декарт провел границу между идеями или образами в моем сознании и «вещами, расположенными вне меня». С одной стороны этой границы лежал внутренний мир моего собственного сознания, включавший образы, мысли, ощущения, эмоции и «все то, что существует в нас таким образом, что мы непосредственно это осознаем» [51] Декарт Р. Ответы на вторые возражения. // Там же. С. 127. . С другой — удаленный мир материи. Представление о том, что мои идеи — это ограда частного сада, является основным наследием Декарта в философии. В значительной степени из-за него поздние мыслители, особенно в XVII и XVIII вв., так много писали о внутренних «идеях» и их отношении к внешним объектам.

Также во многом благодаря Декарту отношение между сознанием и телом стало восприниматься как острая проблема. Его разграничение внутреннего и внешнего миров поставило вопрос о том, как человек может жить в обоих этих мирах сразу. Хотя Декарт считал, что будет существовать без своего тела после смерти, он не отрицал, что существует совместно с ним, пока жив. Он признавал: «…я не только присутствую в своем теле, как моряк присутствует на корабле, но теснейшим образом сопряжен с моим телом и как бы с ним смешан» [52] Декарт Р. Размышления о первой философии // Там же. С. 65. . Свидетельства этого смешения были для него ясными как день. Психические состояния воздействовали на его тело (например, когда он сознательно двигал какой-то его частью), и его тело воздействовало на его психическое состояние (например, когда что-то ранило его и он чувствовал боль). Вопрос состоял в том, как осуществляется такое взаимодействие между внутренним разумом и внешним телом.

Для Декарта разум или душа населяли тело, скорее, как «дух в машине», как сформулировал это один философ XX в. [53] Gilbert Ryle, The Concept of Mind , Hutchinson, 1949, p. 15. Критики этой идеи, которую часто называют «дуализмом», в наши дни склонны скептически относиться к духам, но во времена Декарта их более смущала машина. «Как может автомат, по существу напоминающий часы или механическую куклу, быть сознательным, даже если он одержим духами?» — вопрошали они. Ответ Декарта состоял в том, что люди, но не куклы или животные, имеют души, которые общаются с механизмами их тел через определенное соединение в мозге. Дух разговаривает с машиной, и машина разговаривает с духом в точке их встречи, находящейся в шишковидной железе.