Маргарита Дорогожицкая - Змеиное варенье

— Ненавижу… холод, — вырвалось у меня.

Он хрипло рассмеялся, а его рука оказалась на моем плече, бесстыдно обнажая его еще больше и царапая кожу перстнем. Меня затошнило.

— Вам не будет холодно, обещаю…

— Что здесь происходит? — раздался возмущенный голос Кысея.

Я торопливо поправила сползшее с плеча платье и бросилась к инквизитору, который впервые появился на редкость кстати.

— Простите, святой отец, но мне срочно нужно… исповедаться! Пойдемте скорее! — я попыталась увлечь его за собой, но он не сдвинулся, столбом застыв на месте.

— Ваша светлость?.. — произнес Кысей с вопросительной интонацией, словно и впрямь ожидая, что вояг станет перед ним оправдываться.

Густав его проигнорировал, лишь еще раз смерил меня жадным взглядом и ухмыльнулся, оглаживая бороду.

— Я буду вас ждать, госпожа Хризштайн. С шоколадом.

— Да, ваша светлость, я непременно угощу вас, — тихо пообещала я, больно щипая инквизитора за руку. – Пойдемте, святой отец!

Меня все еще мутило и хотелось забраться обратно в ванну, чтобы смыть с себя всю грязь. Кысей тащил меня вперед с упорством барана, прущего в открытые ворота, и бубнил себе под нос:

— Вырядилась!.. Ни стыда, ни совести! Не успела погоревать по одному любовнику, тут же побежала крутить хвостом перед новым! Шоколадом она его угощать собралась! Не позволю! — он резко затормозил, и я едва не налетела на него. — Что вы делали у комнаты княжны? Где вообще шлялись целые сутки?

Я холодно разглядывала его.

— А что вы забыли возле спальни княжны? В такое время, а? — я раздраженно освободила руку из его хватки, чувствуя, как злая обида накрывает сознание.

— Вас искал! Так и знал, что вы опять пойдете донимать Юлю! Вам мало?

— Юля, Юля!.. Везде только она! — я оттолкнула инквизитора с дороги, вдруг осознав горькую иронию Единого, что меня никто не хочет, кроме заклятого врага.

— Куда вы собрались?

— На кухню, — мне придется найти в себе силы, нельзя упускать такую возможность. — Варить шоколад. А вы можете и дальше утешать княжну, пока я буду угощать ее жениха…

Я разделю с этой паскудой напиток, разделю отраву, разделю ложе, что угодно, лишь бы подобраться к нему. Против обыкновения, ненависть не горячила кровь, а выстужала ее. Мне даже почудился металлический привкус на языке, словно тот раздвоился и напитался ядом, как у змеи…

— Еще чего вздумали. Никакого шоколада, — произнес Кысей, перехватил меня за руку и потащил дальше.

— Вы забываетесь, господин Тиффано! — стукнула я его кулаком в плечо. — Вы никто! И не вам мне приказывать!

Он молча втолкнул меня в комнату и зашел следом. Разобранная постель, приготовленная для любовных утех, смотрелась немым укором, полоснув сердце отчаянием невозможного. Ночевать мне придется в другом месте.

— Уходите, — выплюнула я.

— Я намерен отдать вам долг. Прямо сейчас, — и он кивнул на кровать, ухитрившись при этом покраснеть.

Сначала мне показалось, что я ослышалась.

— Что? Отдать долг? — переспросила я и подошла к инквизитору ближе, всматриваясь в смущенный румянец на щеках и чайный бархат глаз.

Его эмоции были такими сильными, что легко мною ощущались. Среди них были и стыд, и волнение, и тщательно скрываемый страх, и мрачная решимость, смешанная с обжигающей ревностью. Но чего там не было, так это желания. Я взяла его за подбородок, почти как вояг Густав раньше меня, и чувствуя себя еще гаже.

— Надо же, какое благородство. Доблестный рыцарь готов пожертвовать своей невинностью, отдать себя на растерзание чудовищу, вроде меня!

Я влепила ему пощечину, хотела еще одну, но Кысей перехватил занесенную для удара руку. А перед глазами маячил портрет Юли, насквозь пропитанный его обожанием…

— Только чудовище сегодня не в духе, несварение, девственников переело! — выкрикнула я ему в лицо. – Убирайтесь!

— Нет. Прекратите драться и злиться. И раздевайтесь.

Я оторопела от подобной наглости, тем более, что он подкрепил слова действием и потянулся к шнуровке платья.

— Пошел вон! — рявкнула я и ударила его по руке. — Я вас отымею, когда Я захочу! А не когда вам вздумается!

— Нет, — Кысей был странно спокоен, даже несколько отрешен. — Сегодня. Все произойдет сегодня. Я подготовился.

Я расхохоталась, давясь ядовитой обидой.

— Подготовились? Это как? Побрились? Белье новое надели? Надо же, сколько чести для меня одной!

— Я молился и очищал разум. Подал прошение о расстрижении. И прочитал ту книгу… "Искусство любви".

И не только ее, — Кысей покраснел еще больше и отвел от меня взгляд, уставившись на стену.

Это было невыносимо. И было бы смешно, если бы не было так мерзко. Я подошла к окну, вглядываясь в ночной мрак и ненавистные звезды. Теперь я тоже знала их все. Как и она… Ненавижу. Уж лучше в койку с Густавом, чем с этим…

— Зря старались. Я передумала. Вы мне больше неинтересны. Убирайтесь, — слова давались тяжело, как будто я по крохам собирала остатки гордости. Хотя какая гордость может быть у проклятой вояжны… без имени и чести…

— Опять? Опять передумали? — вздохнул у меня за спиной инквизитор. — Из-за вояга? Это ради него вы так вырядились? Смотреть противно. Так вы отказываетесь?

— Да. Вы свободны. Можете бежать к своей Юлечке и пускать на нее слюни и дальше…

Даже не дав мне договорить, хлопнула дверь, и провернулся замок. Я осеклась и закусила губу, чтобы не разреветься. Пусть катится. Я заставлю его смотреть, как княжна выходит замуж за вояга, и буду упиваться его болью, смаковать отчаяние, ревность и… От тихого шелеста за спиной у меня мороз пошел по коже. Я медленно обернулась.

Кысей никуда не ушел. Он закрыл дверь на замок и теперь… раздевался.

— Что вы делаете? — ошалела я. — Я не понятно сказала? Убирайтесь вон!

Мантия уже лежала на полу. На очереди была рубашка, пуговицы которой он спокойно расстегивал.

— Мне надоели ваши капризы, Лидия. Хочу — не хочу, буду — не буду… Вы тоже связаны обещанием. И я вас от него не освобождал.

Я на мгновение онемела, замерев от восхищения и разглядывая широкие плечи, тугие мышцы, четко прорисованные под смуглой кожей, и татуировку священного символа.

— Какого еще обещания? Я вам ничего такого не обещала. Вон!

Взор против воли сползал все ниже, следуя за темной порослью волос на груди и животе и упираясь в ремень на брюках. Я с ужасом поняла, что если Кысей снимет штаны, то от жалких ошметков моей гордости не останется и следа.

— Вы обещали принять мою помощь, еще там, на корабле, помните? — он потянулся к ремню.

Я торопливо отвернулась.

— Ах, это теперь так называется? Помощью? Можете хоть догола раздеться! Я вас выставлю в коридор, заберу одежду, будете настоящим посмешищем!..