Идегей

Пенистый пьянящий мёд

Вместо воды постоянно пил.

Я таким человеком был:

Знатных всадников ценных коней

На базарах я продавал.

Пышные шубы знатных людей

Я на щиколотки надевал.

Меч обнажив, гневом объят,

Вражье войско гнал я назад.

Я, познаньями знаменит,

На аргамаке сидящий мурза.

Мне страдающий дорог джигит,

Ибо я — настоящий мурза!

Одаряет моя рука

Трудолюбивого бедняка,

Я — справедливость творящий мурза!

Люди узнали щедрость мою,

Я богатства свои раздаю,

Их назад не просящий мурза!

Если топор я с меткой беру,

То хозяин я топору,

Я — топор держащий мурза!

Сын благородного отца,

Не возьму я себе бойца,

Если мне своё племя-род

Этот воин не назовёт.

Денег в долг не дам никому,

Если его нужды не пойму,

А тому, кто разут и раздет,

Тысячи не пожалею монет.

Друга в беде всегда поддержу,

Но у врага очаг потушу.

Чем же я ниже тех, кто свой род

От самого Чингиза ведёт?

Пусть и вправду твой предок — Чингиз,

Эй, Токтамыш, сын Туйгуджи,

Чем же ты выше меня, скажи?

Некогда был Ходжа Ахмет,

Чей хохолок — одна из примет,

Был от него рождён Ир Ахмет,

От Ир Ахмета — Тимиркыя,

Тот, чей отпрыск — Кутлукыя,

От него рождён Идегей,

Я, Нурадын, Идегея сын.

Родословной горжусь своей!

Указал мне цель Аллах,

Он со мною во всех делах,

Если есть что сказать, — скажи,

Если есть что свершить, — сверши!»

Нурадыну сказал Токтамыш:

«Если песчинки ты соберёшь —

Прочного камня не сотворишь.

Если много рабов соберёшь,—

Полководца не сотворишь.

Голодающим не спасти

Путников, уставших в пути,

От Чингиза веду я свой род.

Пусть Идегей на престол взойдёт,

Голову мне велит отрубить,

Но ему никогда не быть

Падишахом, чей предок Чингиз.

Полководца, равного мне,

Чтобы победу добыть на войне,

Идегей никогда не найдёт,

Не разбираясь в благом и дурном,

Никому не воздаст он добром!»

Вольнолюбивый муж Токтамыш,

Все надежды на жизнь потеряв,

Голову высоко задрав,

К стае гусей обратился так:

«Стая серых вольных бродяг!

Вам не дано, перелётные, знать,

Кто безо всякой вашей вины

С озера вас посмел прогнать,

А меня — из родной страны.

Это решил наш враг Нурадын:

Вам — по озеру не плыть,

Мне — на родине не жить.

Бога, что вечен и един,

Будем вместе с вами молить:

Пусть и Нурадын, одинок,

С опустевшим колчаном стрелок,

Полон тревог, не зная дорог,

В страхе, в растерянности, в беде,

Не находя приюта нигде,

По осенней земле, как листок,

Катится по странам чужим,

Ветром злым и холодным гоним!»

Нурадын Токтамышу сказал:

«Гуся где и когда я согнал?

Птице не сострадая, согнал?

Разве могу стоять я здесь,

Слушать твои проклятья здесь?

Я — Нурадын, Идегея сын.

Семь покорил я горных вершин.

Всё, что ныне извергнул твой рот,—

Чёрным горем проклятье твоё

Пусть на тебя самого падёт!

Изгнан мой славный отец тобой,—

Мне заплатишь своей головой.

Одинокий, верхом на коне,

Я скитался из края в край.

Мой колчан был всегда при мне.

То, что ты содеял, — узнай,—

Метательной обратной стрелой

Наконец вернулось к тебе.

Нам пора приступить к борьбе.

Что придёт и что стало, скажи.

Кто ударит сначала, скажи!

Молод я, ты годами стар,

Первым пусть будет твой удар».

Токтамыш, годами богат,

Выпустил три стрелы подряд.

Слово не подтвердила стрела,

Ни одна сквозь броню не прошла,

Нурадын стоял невредим.

Он сказал: «С оружьем твоим

Вот и встретился я в бою».

И подставил ему Токтамыш

Венчанную главу свою.

Пасть Нурадын заставил его,

Он мечом обезглавил его.

Голова покатилась легко.

Потекла не кровь, а млеко.

То Нурадын свершил, что хотел:

Голову на копьё он воздел,

Поднял над собой высоко.

Молвил: «Теперь скажи слова:

„Может ли раб везирем стать,

И раба признáет ли знать?“»

Отвечала с копья голова:

«Пусть везирем сделался раб,—

Это не значит, что хан ослаб.

Тело моё под твоей стопой,

Но голова моя — над тобой!»

Так Нурадын закончил бой:

Голову сбросил наземь с копья,

Поднял вновь, вскочил на коня

И погнал Саралу домой.

О том, как Нурадын встретил Джанбая, вступил с ним в спор, и о том, как Джанбай поссорил Идегея с Нурадыном.

Он соратников отыскал,

Вместе с ними вперёд поскакал.

Осокорь вырос в глуши степной,

Рядом с ним — скакун вороной,

Чья повернута голова,

А под ним незнакомец спит.

Нурадын порешил сперва:

«Я сейчас убью чужака»,—

Но отторглась от сабли рука:

«Не мужчина, а баба тот,

Кто на спящего нападёт,

Кто безоружного убьёт».

Так разумно он рассудил,

Спящего Нурадын разбудил.

Просыпаясь в глуши степной,

На мгновенье Джанбай застыл

И, привстав, Нурадына спросил:

«Эй, Нурадын, Нурадын, постой.

Дела не доводи до конца.

На густогривого жеребца

Где ты сел, Нурадын, скажи?

Панцирь девятиглазый мой

Где надел, Нурадын, скажи?

Радостно в доме ханском жилось,

Молоко кобылье лилось,

Где ж Токтамыш, мой властелин?»

Так ответствовал Нурадын:

«На вороного с гривой густой

Там я сел, где дневал-ночевал.

Панцирь девятиглазый твой

Там надел, где врагов убивал.

Хана, что восседал высоко,

Что кобылье пил молоко,

Я выискивал в Лисьем Логу,

К Лебединому Озеру я

Поскакал вослед врагу.

Хана Токтамыша того,

Близкого родича твоего,

Чья была бессильна стрела,

В правой битве сбил я с седла,

Отнял душу я у него.

Эй, Джанбай, простаков ловец,

Мне говорили, что ты певец

И как чичен [92] Чичен — певец-импровизатор; мастер слова. , слыхал, ты хорош,

Если хвалебную песнь в честь меня

Хитроумный Джанбай, ты споёшь,

Я в живых оставлю тебя,

Я не обезглавлю тебя.

Если ж себя восхвалять начнёшь,

Я тебя, нечестивца, убью,

Голову заарканю твою,

И её на скачках вручу

Победителю-силачу!»

Так Джанбай отвечал ему:

«Где слова я для песни возьму?

Я — в растерянности, я — глупец,

Я — не чичен, я — не певец.

Пусть на твой присылают зов

Всех твоих чиченов-певцов,

Но пока ты ждёшь их, тебя

Тлеющим подожгу огнём,

Вспыхнешь и сгоришь ты в нём!»

Произнёс Нурадын слова:

«Не прошлогодняя я трава,

Чтобы там, где высохший дол,

В тлеющем сгореть огне.

Лучше, Джанбай, поведай мне:

Что ты знаешь? Что ты нашёл?»

«Эй, Нурадын, — сказал Джанбай,—

Первенства не ищи, не желай.

Если о том, что знаю, спою,

Если спою о том, что нашёл,—

Пламя охватит душу твою.

На горе, на утёсе крутом,