Давид Гай - Катарсис

По поводу Резиденции ходили разные пересуды, а больше слухи, поскольку внутри мало кому доводилось бывать: кто-то говорил о немыслимой роскоши, кто-то, напротив, подчеркивал ее скромность и многофункциональность; на самом же деле присутствовало и то, и другое, смотря с чем сравнивать – сменяемый президент Заокеании имеет две резиденции, Белый дом и Кемп-Дэвид, а вот исповедовавший идеологию чучхе любимый вождь и суровый аскет, много лет бессменно правивший в голодной стране, в которой за провинности отправляют на работу в соляные копи и человек помирает через год-полтора, он имел двадцать резиденций, доставшихся после его кончины сыну-наследнику власти: в одну проведен десятикилометровый воздуховод из соседнего соснового бора, в другой – семь этажей, но при этом каждый этаж равен четырем обычным – здесь чиновников заставляли танцевать на столах с обнаженными женщинами, но не притрагиваясь к ним, а рыбу вождю подавали разделанной, но живой, с неповрежденными жизненно важными органами.

4

Итак, деньги за участие в эксперименте Дана не особо интересовали. Тогда зачем ему вся эта канитель, кому что он хочет доказать, а главное – нужен ли эксперимент, можно ли в самом деле излечить человека “пилюлей правды”, совершить переворот в вывихнутых мозгах…

Вот ради ответа и решился потратить месяц с тайной мыслью по истечении срока сесть и написать нечто, навеянное добровольным затворничеством и осмыслением увиденного. Написать и издать, и не в далекой Заокеании, с которой Славишия поссорилась всерьез и надолго, может, навсегда, а в своем стократно изруганном всеми кому не лень отечестве, которое любят неистово и преданно, как страдающее тяжелым недугом дитя. Время подходящее, очередная ломка, переделка, перестройка (фу, гнусное словцо!..), недаром же затеялся диковинный эксперимент: глядишь, удастся, наглотаются чудодейственных таблеток редакторы и издатели, перестанут бояться собственной тени и огляда сверху и начнут публиковать крамолу, как в конце 80-х прошлого века, когда Дан еще пешком под стол ходил… И тогда дойдет черед и до его нового, покуда не сочиненного романа…

А как же гостайна, наказание за разглашение? Плевать на запреты – наверняка снимут, как случалось не раз: стойкие табу отправлялись в утиль под нажимом вдруг опамятовавшегося общества. Надо ловить момент. “Участие в эксперименте – моя творческая командировка, так ее и нужно воспринимать”, – словно подвел черту в своих размышлениях.

Славишия меж тем переживала новый период истории. После смерти Властелина, как водится и как предсказывали, возник родивший надежды и иллюзии период, что дальше пойдет не по-залаженному, а иначе: телевизионные сюжеты разительно менялись, как и сами ведущие – маячили на экране совсем незнакомые физиономии; имя обожествляемого Властителя и кадры его встреч и поездок исчезали из передач; еще совсем недавно дружно ненавидимых пиндосов и укропов поч­ти не упоминали, а если и упоминали, то тон был иной, куда менее враждебный и даже замирительный – ну есть они и есть, что подела­ешь… Зато больше говорили о нехватке всего и вся, не­отвратимо растущей инфляции, безработице, невыплатах зарплат, перерастающей в нищету бедности, превышающей рождаемость смертности – и плохо скрывае­мым намеком – это в значительной мере плоды его, бывшего народного любимца, политики. Врать, впрочем, по невытравленной привычке продолжали: экономика типа растёт и повальные успехи, а у людей денег на жратву не хватало. Смелый блогер, осталось их считанное количество, рискнул написать: “Скоро, я думаю, будет ТВ-программа, где будут показывать вкусные блюда, а народ будет экран облизывать. Cейчас у нас первое, сейчас второе – яичница-глазунья с ветчиной. Те же грабли – только раньше товаров не было, а сейчас – денег…” Удивительно, но осталось без последствий, блогера за задницу не схватили. Времена и в самом деле начали меняться.

И все это шло на фоне стремления губернаторов обрести, наконец, самостоятельность, уйти из-под жесткой опеки столицы, хозяйствовать не на заемные, а на свои, заработанные деньги. Еще в бытность Властелина пытались многие, у кого-то вышло, у кого-то толком не получилось – видно, время еще не настало; однако власть вынужденно укрупнила малолюдные, плохо освоенные территории, включая недра со скудеющими запасами нефти и газа, за тысячи километров к востоку и северу от столицы. Их начальники наделялись небывалыми правами. Однако о том, чтобы обрести подлинную и весьма желанную независимость, речь не шла – за это при прежнем Хозяине гнали взашей и сажали отдельных смельчаков-руководителей, особенно из мусульманских республик. Распад страны пытались предотвратить всеми средствами. Сами по себе стали жить лишь иноверцы в горах и предгорьях Кавказа, правда, денег из казны туда поступало все меньше, иноверцы копили злобу и ненависть, но покуда удерживались от большой войны, ограничиваясь отдельными вспышками.

Тем временем всячески подчеркивались достоинства Преемника, водившего дружбу с Самим, им и выбранным: упор делался на не принадлежности к той самой Организации, хотя кто к ней в Славишии не принадлежит, прямо или косвенно – найдите такого… Сама же Организация наблюдала за процессом, слегка уйдя в тень и не выпячивая главного – сила и влияние по-прежнему принадлежат ей, и не стоит делать далеко идущие выводы от смены начальников и легкой чистки ведомств, наводивших страх на общество в бытность Властелина №2.

Преемник выпустил несколько указов, народ недоумевал и поражался, как моментально стала воз­можной отмена прежней жести. Становилось все чудесатее… Так, категорически запрещалось говорить с телеэкрана и писать в газетах о неотвратимости всеуничтожающей и всеопустошающей Третьей Мировой войны с ядерным исходом. Особо предупредили ястребиный, неоднократно посыпавший головы читателей радиоактивным пеплом журнал “Военное обозрение”, предварительно сменив редколлегию. Журнал постоянно внушал читателям мысль: нам все время врали, на самом деле в ядерной войне может быть победитель, и им будем мы. Что касается интернета, то едва блогеры и рядовые пользователи начинали рассуждать на еще недавно злободневную тему, провайдеры немедля закрывали их аккаунты.

Были амнистированы политзэки. Прекратили сажать за посты и репосты в интернете, да и сама давиловка на Сеть ослабла. Разрешили (с некоторыми ограничениями) проводить несогласованные митинги, демонстрации и пикеты. Суды вдруг, ни с того ни с сего, начали выносить оправдательные приговоры. Верховный суд специальным вердиктом наложил мораторий на введенную в 2024 году смертную казнь. В детсадах стар­шего возраста, школах и высших учебных заведениях пятиминутка патриотизма становилась необязатель­ной, хотите – проводите, не хотите – никто с вас не взы­щет. Это же касалось ежедневных уроков православия, о необходимости их отмены снова всерьез заговорили мусульманские и еврейские организации. Либо отменяйте, либо добавьте курс исто­рии религии с рассказом об основах ислама и иудаизма… Указом выдвигалось требование пересмотреть условия “патриотического стоп-листа”. Распустили министерство счастья, некогда преобразованное из министерства одиночества, в котором боролись за полноценные браки и рост рождаемости. Спущенное минкульту новое распоряжение регулировало показ иностранных фильмов – не только в специальных кинотеатрах, а они наперечет и далеко не во всех даже больших городах, но отныне и в обычных, в новой про­порции: два заокеанских или европейских и один наш.