Эмма Гольдман - Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I

Мост молчал. Через некоторое время я услышала стон: его будто бы издавало раненое животное. Мой взрыв эмоций закончился так же внезапно, как и начался. Мост ничком повалился на землю, его руки были судорожно сжаты. Внутри меня боролись разные чувства: любовь к Саше, стыд за свои резкие слова, злость на Моста и глубокое сочувствие к нему. Он всё лежал и плакал как ребёнок. Я нежно поддерживала его голову. Хотелось сказать, что я испытываю к нему, но любые слова прозвучали бы тут банально. Мост поднял глаза и прошептал: «Mein Kind, mein Kind39, Саше так повезло, что ты его любишь. Интересно, ценит ли он это?» Он уткнулся в мои колени, и дальше мы сидели в тишине.

Вдруг рядом с нами раздался чей-то голос: «Эй, вы двое, вставайте! Занимаетесь любовью на людях? Придётся вас арестовать за нарушение общественного порядка». Мост пытался подняться, а меня сковал ледяной ужас — не за себя, а за него. Я понимала: если Моста узнают, то тут же заберут в участок, и назавтра газетчики раззвонят повсюду очередные сплетни. У меня промелькнула мысль выдумать какую-нибудь чушь и защититься ей от скандала. «Как хорошо, что вы наткнулись на нас, — сказала я. — У моего отца сильно закружилась голова. Я надеялась, что кто-то пройдёт мимо и поможет позвать доктора. Я могу рассчитывать на вашу помощь, джентльмены?» Эти двое разразились смехом. «Ага, конечно, отец! Ну, мегера, если твой отец даст нам пять долларов, то мы вас отпустим на этот раз». Я судорожно порылась в сумочке и нашла там пять долларов — мои последние деньги. Полицейские ушли, но их циничный смех продолжал стоять у меня в ушах.

Мост сел, распрямившись. Было заметно, что он изо всех сил старается скрыть улыбку. «Ты умница, — сказал он. — Но теперь я вижу, что никогда не стану для тебя кем-то большим, нежели отец». Тем вечером после лекции я не пошла провожать Моста на вокзал.

Рано утром меня разбудил Саша. У Анны случилось кровоизлияние в лёгкие. Поспешили вызвать терапевта — он сказал, что дело серьёзное и Анну нужно класть в больницу. Через несколько дней Саша отвёз её в Нью-Йорк. Я осталась в Нью-Хейвене улаживать наши дела. Грандиозный план создания кооператива провалился.

В Нью-Йорке мы сняли квартиру на Форсайт-стрит. Федя по-прежнему ретушировал фотографии пастелью — ему пока везло с заказами. Я опять работала на дому. Саша получил место наборщика в Freiheit и продолжал надеяться, что Мост поможет ему уехать в Россию. Они вместе составили запрос на финансирование, и мы с нетерпением ожидали на него ответа.

Я проводила много времени в офисе Freiheit. Все столы там были завалены европейскими журналами и газетами. Одна из них заинтересовала меня — немецкая анархическая еженедельная газета Autonomie, издававшаяся в Лондоне. Хотя её стиль и не шёл ни в какое сравнение с образностью Freiheit, мне показалось, что анархические идеи в ней излагаются убедительнее и яснее. Однажды я упомянула лондонскую газету в разговоре с Мостом, и тот рассвирепел. Он отрезал, что её издают подозрительные личности, связанные со «шпионом Пойкертом40, который передал Джона Неве, одного из наших лучших немецких товарищей, в руки полиции». Я и не подумала усомниться в словах Моста и перестала читать Autonomie.

Но чем больше я входила в дела движения, тем очевиднее проступала для меня предвзятость Моста во многих вопросах — и я снова начала читать Autonomie. Вскоре я пришла к выводу: хоть у Моста и были основания убеждать меня в нечистоплотности сотрудников лондонской газеты, но их видение анархизма мне гораздо ближе, чем у Freiheit. В Autonomie больше говорилось о свободе индивидуума и независимости групп. Её посыл мощным образом повлиял на меня и моих друзей. Саша предложил наладить контакт с лондонскими товарищами.

Вскоре мы узнали, что группа Autonomie есть и в Нью-Йорке. Она еженедельно проводила собрания по субботам в доме на 5-й улице со странным названием Zum Groben Michel41. Впрочем, название хорошо сочеталось с грубыми чертами лица хозяина и его мрачным видом. Идеологом группы был Йозеф Пойкерт.

Йозеф Пойкерт

Мы всё ещё помнили враждебный отзыв Моста об этом человеке и долго не могли принять другую версию истории ареста Неве от самого Пойкерта. Но месяцы совместной работы убедили нас в том, что неважно, как велика его вина, — он просто не мог намеренно стать предателем.

Одно время Йозеф Пойкерт был видной фигурой в австрийском социалистическом движении. Но до популярности Иоганна Моста ему было далеко: не хватало пылкости характера, ораторских способностей и таланта в целом. Пойкерт был серьёзным и педантичным человеком, напрочь лишённым чувства юмора. Сначала я решила, что его мрачность — следствие гонений, которые сделали Пойкерта изгоем. Но со временем я поняла, что некая неполноценность присуща ему сама по себе — она-то и разжигает ненависть Пойкерта к Мосту. И всё же мы больше симпатизировали Пойкерту. Междоусобица между двумя анархистскими лагерями — последователей Моста и Пойкерта — была, по большому счёту, плодом личного тщеславия обоих. Мы подумали, что будет справедливо предоставить Пойкерту возможность высказаться перед группой непредвзятых товарищей. Нас поддержали некоторые члены организации «Пионеры свободы» — Федя и Саша тоже состояли в ней.

В декабре 1890 года состоялась национальная конференция еврейских анархических организаций. На ней Саша предложил тщательно разобрать причины вражды между Мостом и Пойкертом и попросил обоих представить доводы. После этих слов вся личная неприязнь Моста к Саше обернулась неприкрытой яростью. «Этот надменный молодой еврей, — воскликнул он, — этот Grünschnabel42 смеет сомневаться в Мосте и товарищах, которые уже давно доказали, что Пойкерт шпион?» Я вновь убедилась, что Саша давно оценил Моста по достоинству: разве он не деспот в личине анархиста, который хочет направлять движение своей железной рукой? Разве Саша то и дело не повторял мне, что Мост больше не революционер? «Поступай, как знаешь, — сказал мне Саша, — но я сыт по горло Мостом и Freiheit». Он сразу же бросил работу в газете.

Я ощущала, что уже слишком сблизилась с Мостом, слишком глубоко заглянула ему в душу, слишком живо ощутила на себе его обаяние, слишком много узнала о его взлётах и падениях, чтобы вот так быстро порвать наши отношения. Значит, я должна пойти к нему и попробовать успокоить, как раньше. Я была уверена, что Мост горячо желает воплотить в жизнь наш прекрасный идеал. Разве он не бросил всё ради него? А сколько боли и унижений ради него он перенёс? Разумеется, Мост поймёт, как вредит движению его раздор с Пойкертом.

Саша назвал меня слепой почитательницей. Он всегда был уверен, что я воспринимаю Моста больше как мужчину, чем революционера. И всё же я не могла согласиться с Сашиными резкими словами. Когда я впервые услышала, что он ставит Дело выше жизни и красоты, что-то возмутилось во мне. Но всё же я никогда не была окончательно уверена, что Саша заблуждается: человек, так самоотверженно посвятивший свою жизнь одной цели, не мог быть кругом неправ. Мне казалось, что это со мной что-то не так — я была скорее человеком приземлённым, чем возвышенным, и больше внимания обращала на душевные качества людей. Я часто думала, что слишком слаба и никогда не смогу достигнуть таких высот в служении идеалу революции, как Саша. По крайней мере — я любила его за рвение и надеялась, что мне представится шанс показать, какой я могу быть преданной.