Эмма Гольдман - Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I

«В одиночку! — закричала я. — Немудрено, что я от него ничего не получала так долго!» «Да, его очень сурово наказали», — признал Эрик. Мысль о мучениях, которые Саша уже пережил, мрачных годах, которые ещё впереди, пронеслась в моей голове. «Они его убьют!» — простонала я. Я знала, что его убивают потихоньку, частичку за частичкой, дюйм за дюймом, а я сижу в Париже и не могу ему помочь никак, никак! «Лучше бы я тысячу раз отсидела в тюрьме, чем находиться здесь и беспомощно наблюдать, как они убивают Сашу!» — воскликнула я. «Это Саше бы не помогло, — резко возразил Эрик. — На самом деле ему бы стало только тяжелее. Тяжелее вынести своё наказание. Ты должна это понимать, так зачем терзать себя?»

Зачем? Могла ли я объяснить, что значили для меня все эти годы, с того самого чёрного дня в июле 1892 года? Жизнь неумолима, она не позволяет остановиться ни на минуту. Моя жизнь была переполнена событиями, быстро сменяющими друг друга. У меня было мало времени на то, чтобы погрузиться в размышления о прошлом, но оно въелось в моё сознание, и ничто не могло успокоить эти терзания. Но жизнь продолжалась. Перерывов не было.

Эрик едва держался на ногах. Он был полностью истощён работой в туннеле; ядовитые газы вызвали заражение крови и серьёзную кожную болезнь. Его состояние настолько ухудшилось, что его пришлось уложить в постель, и я выхаживала его несколько недель. Но этот милый человек, истинный викинг, продолжал смеяться и шутить и ни разу не высказал слов сожаления или недовольства рискованными сложностями, которые он пережил в безуспешной затее помочь Саше сбежать.

Наш запланированный съезд не случился. В последний момент власти запретили публичное собрание иностранных анархистов. Тем не менее мы провели несколько заседаний в частных домах в пригороде Парижа. В таких условиях и ввиду необходимой секретности наших дискуссий мы успели обсудить только самые срочные вопросы.

Присутствие Эрика вызывало дополнительные траты, и я считала, что необходимо заработать немного денег. Он проделал нелёгкий путь, и теперь у него не было ни цента. Несколько друзей жили со мной в одном отеле, и я решила готовить им завтрак и обед. Требовалось много усилий, чтобы стряпать на двенадцать или больше человек на одной спиртовой горелке. Ипполит мне сильно помогал, поскольку лучше меня смыслил в привлечении клиентов, а также был первоклассным поваром. Нашими заказчиками были иностранные товарищи, которых полностью удовлетворяла еда, которую мы подавали. Так мы смогли заработать немного денег, хотя, конечно, этого было недостаточно. Мы с Ипполитом ухитрились водить небольшие группы на Выставку. У меня неплохо получалось, хотя было довольно скучно сопровождать глупых американцев. Один парень, увидев статую Вольтера, потребовал рассказать, кто «этот мужик» и чем он занимался. Несколько школьных учителей, которых мне порекомендовал друг, чуть не упали в обморок, когда увидели голые статуи в Люксембурге. Я возвращалась домой, чувствуя отвращение к роли экскурсовода.

Однажды я вернулась в отель, решительно настроенная никогда больше не работать гидом для любителей достопримечательностей, разве что это будет очень известное место. В комнате я нашла огромный букет цветов и записку. Почерк был незнакомый, содержание озадачило: «Поклонник с большим стажем приглашает присоединиться к нему для приятного вечера. Встретитесь с ним сегодня в „Кафе дю Шатле“? Можете взять с собой друга». Мне было интересно, кто же этот мужчина.

«Поклонником с большим стажем» оказался не кто иной как Эрик. С ним были ещё три товарища из Америки. «Что такое? — одновременно спросили мы с Ипполитом. — Ты что, открыл золотое месторождение?» «Не совсем, — ответил Эрик. — Моя бабушка, которая умерла несколько месяцев назад, оставила мне наследство в семьсот франков, которые я сегодня получил. Сегодня же мы их все спустим». «Ты разве не хочешь вернуться в Америку?» — спросила я. «Конечно, хочу». «Тогда давай я придержу половину твоего наследства тебе на обратный билет, — предложила я. — Остальное я с удовольствием помогу спустить». Смеясь, он передал мне на хранение триста пятьдесят франков.

Мы ели, пили и радовались. Все были навеселе, но ещё стояли на ногах, когда в два часа ночи мы оказались в Rat Mort114, знаменитом кабаре на Монмартре, где Эрик заказал шампанское. Напротив нас сидела очень красивая француженка, и Эрик спросил, может ли он пригласить её за наш столик. «Конечно, — сказала я. — Являясь единственной женщиной в компании пяти мужчин, я могу позволить себе быть великодушной». Девушка подсела к нам; вскоре она уже танцевала с парнями. Наш викинг, необычайно грациозный, несмотря на свои двести фунтов, танцевал легко, словно бабочка. В конце этого захватывающего вечера мы подняли бокалы за Э. Г., и я выпила свой до дна. Внезапно у меня в глазах потемнело.

Я очнулась в своей комнате с ужасной головной болью, чувствуя себя смертельно больной. Француженка из кабаре сидела возле моей постели. «Что случилось?» — требовательно спросила я. «Rien du tout, chérie115; тебе немного нездоровилось прошлой ночью», — ответила она. Я попросила её позвать моих друзей, и вскоре вошли Эрик и Ипполит. «У меня ощущение, будто меня отравили», — сказала я. «Не совсем, — возразил Эрик, — но один из парней влил в твою рюмку коньяка шампанское». «А потом?» «Потом нам пришлось нести тебя вниз. Мы остановили извозчика, но не могли тебя увезти. Ты уселась на тротуар и кричала, что ты, Эмма Гольдман, анархистка, протестуешь против принуждения. Нам пришлось впятером затаскивать тебя в повозку». Я была ошарашена тем, что ничего не помню о случившемся.

«Мы все не очень хорошо стояли на ногах, — продолжал Эрик, — но быстро протрезвели, увидев, в каком ты состоянии». «А девушка, как она здесь оказалась?» — спросила я. «Она просто не могла позволить, чтобы мы тебя увели, и тоже вызвалась сопровождать тебя. Она, должно быть, думала, что мы бандиты, намеревающиеся ограбить тебя. Она настояла на том, чтобы пойти с нами». «Но эта бедная девушка потеряла свой заработок за ночь», — возмутилась я.

Ипполит положил двадцать франков в конверт и отослал девушку домой на повозке. Вечером она опять приехала ко мне. «Зачем вы меня оскорбляете? — кричала она, почти плача. — Вы думаете, что у девушки, которая зарабатывает на жизнь на улице, нет чувств? Что она будет брать деньги за помощь другу в беде? Да, уход за больными не моя профессия, и мне за это не нужно платить». Я протянула ей свою руку и притянула девушку к себе. Меня до слёз тронули красота этой маленькой женщины и её прекрасная нежная душа.

Вдохновляющая атмосфера нашего движения в Париже и другие восхитительные впечатления от города зазывали меня остаться здесь подольше. Но пришло время уезжать. Наши деньги почти закончились. Кроме того, сыщики уже были в отеле в поисках информации о мадам Брейди. То, что полиция ещё не постановила выдворить меня из страны, было просто чудом. Виктор Дав предположил, что это из-за Выставки: власти хотели избежать ненужной публичности, связанной с иностранцами. Ранним утром, мрачным и дождливым, Эрик, Ипполит и я поехали на железнодорожный вокзал. За нами следовали несколько секретных агентов в повозке и один на велосипеде. Они нам помахали на прощание, когда поезд тронулся, но одного из них мы обнаружили в отделении рядом с нашим купе. Он провёл нас до Булони и уехал, только когда мы сели на пароход.