Михаил Джавахишвили - Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Прилагаю три справки по поводу

1) лечения больного

2) смерти и

3) захоронения.

Прошу принять все необходимые по закону меры.

С уважением Квачи Квачантирадзе

2 октября 19... г.

г. Тбилиси. Сагурамская ул., № 84".

Согласно служебным правилам и существующим установлениям областной инспектор Закавказского отделения страхового общества "Саламандра" Михаил Джавахишвили на следующий же день отп­равился на Сагурамокую улицу и лично навестил осиротевшего и скорбящего Квачи Квачантирадзе.

— Господин Квачантирадзе? Я по поводу вашего заявления...

В доме засуетились и как бы испугались.

Квачи приподнялся на постели и простонал:

— Очень приятно, сударь... Присаживайтесь!.. Нет, нет, лучше сюда...

Хуху принес плетеное кресло, Пупи приставила к нему пуфик, а Нотио толкала мягкое кресло, но застряла в дверях.

— Не беспокойтесь, сударыня. Спасибо!

— Премного наслышан о вас, сударь! И только в самом лучшем смысле,— начал Квачи.

— Доброе имя — бесценный клад,— вздохнула Нотио.

— Если вы в такие молодые годы снискали столь славное имя, то, когда до преклонных лет доживете, вся Россия будет о вас гово­рить! — простонала безутешная вдова Пупи.

Так встретили инспектора в семье Квачантирадзе — воскурили фимиам и капнули в душу благовоний лести.

Когда поток любезностей подыссяк, инспектор сказал:

— Перейдем к делу? Что с вами стряслось?

Тут вся семья в один голос захлюпала и запричитала:

— Ох как же — что с нами стряслось, сударь! Куда уж хуже! На­шей беды врагу не пожелаю...

— Гибнем, сударь вы наш! Гибнем, батюшка! Такая крепкая се­мья враз гибнет на корню!..

Пупи расплакалась и вышла в другую комнату.

— У нас была крепкая, дружная семья,— взволнованно начал Квачи. — Здоровье, любовь и согласие, дом — полная чаша! Никто ни­когда не болел... И вдруг на той неделе в одночасье умирает отец, не успев вымолвить ни слова, не дав отеческого благословения, не на­путствовав меня в жизнь!.. Через день в Кутаиси сгорел наш дом, а теперь вот еще это... моя беда...

— Ваш дом был застрахован?

— Ах, сударь, до страховок ли нам сейчас!.. В прошлом году за него давали сорок тысяч, но я не собирался продавать. Теперь при­дется довольствоваться десятью. Я скорблю о дорогом отце, что же до дома и моих конечностей, то, поверьте, готов лишиться их вовсе, только бы еще хоть разок увидеть его!

— Вы сильно пострадали? Травма серьезная?

— Смотрите сами...

Нотио с предосторожностями откинула одеяло с больного: рука к нога были в лубках; запястье и щиколотка опухли и посинели.

— Вот полис моего несчастного отца. Нам причитаются какие-то жалкие десять тысяч.

— Эх, оживи он сейчас, я бы приплатил вдесятеро вашей страхо­вой компании,— пробормотал Хуху.

— А вот мой полис... На каких-то двадцать тысяч. Дело не стоило хлопот, я и не собирался страховаться, но уговорил одесский инспектор, Буквально уломал. Вы знаете Хопштейна?

Инспектор просматривал полисы и прочие документы.

— Да, знаком.

Документы оказались в полном порядке.

— У кого вы лечитесь? Кто ваш врач?

— Бедов. Знаете такого?

— У компании есть свои врачи. Я пришлю одного из них.

Квачи навострил уши, взгляд его оживился.

— Кого именно?

— Хотя бы Шабишвили. Это известный врач. А теперь мне пора.

— Ах, что вы! Куда вам спешить, сударь? Посидите, отдохните, по­пьем кофе. Чем мы вам не угодили?

— При чем тут — не угодили? Дела...

— Батоно Михаил! — попросил Квачи: — Не затягивайте дела, оформите поскорей. Иначе придется махнуть рукой на эти страховые и... За все потери и страдания причитаются какие-то гроши — не стоит из-за них изводить человека.

— Не волнуйтесь, батоно Квачи! Документы о смерти вашего от­ца сегодня же отправлю в Петербург и не далее, чем через месяц вручу вам десять тысяч рублей. Что же до вашей травмы, то придется по­терпеть. А когда поправитесь, каждый день болезни будет оплачем вам из расчета двадцати рублей.

— А если не поправлюсь?

— Что за странные мысли? Непременно поправитесь.

— А вдруг нет? Ведь случается — вроде бы по совсем простой причине у человека руки-ноги отсыхают.

— Если у вас отсохнет рука и нога, разумеется, мы выплатим всю сумму страховки...

Когда инспектор вышел, семейка переглянулась, глазами спраши­вая друг друга, удалось ли его провести.

Хуху удовлетворенно проговорил:

— Этот человек ничего не понял.

— Не заметил,— подтвердил Квачи.

Доктор Шабишвили говорил инспектору Джавахишвили:

— Не пойму, что происходит с конечностями Квачантирадзе. Я лечу, а кто-то словно бы нарочно членовредительствует. Я делаю блокаду из целебной мази, накладываю лубки, а рука и нога буквально сохнут на глазах...

— Заметьте, что бабушка Квачи — старуха Нотио, знахарка, в ча­стности, мастерица увечить конечности с последующей реабилитаци­ей. Спрос на ее умение высок, поскольку многие таким способом ос­вобождаются от воинской обязанности. У нас есть право уложить Ква­чантирадзе в больницу и установить круглосуточное наблюдение. Но покамест воздержимся от крайних мер, они могут вызвать нежелатель­ные пересуды: агенты других страховых компаний немедленно ухва­тятся, поднимут в прессе шум и наш престиж пострадает. Вниматель­но следите за ходом болезни. Посмотрим, как пойдут дела дальше. Дайте Квачи почувствовать, что мы догадываемся...

Через неделю к Квачантирадзе неожиданно нагрянули инспекто­ры Хопштейн с Джавахишвили и доктор Шабишвили.

Квачи смешался. В ту пору он особенно был плох — слаб и бледен.

— Наполеону Аполлоновичу наше почтение! — весело приветст­вовал его Хопштейн.

— Доброе утро... Присаживайтесь.

— Как поживаете? Как здоровье?..

Квачи как обычно застонал и запричитал, роняя слезу:

— Гибну!.. Отец умер! Дом сгорел!.. Вот и я совсем плох!

— Знаю, знаю. Я все знаю. Даже больше, чем вы думаете! — хо­лодно и жестко прервал его Хопштейн. — Господин доктор, снимите повязки с травмированных конечностей.

Квачи опять застонал и заохал. Повязки сняли, больного осмотре­ли: рука и нога у него высохли до кости.

— Да, да, это оно! Никаких сомнений,— резко бросал Хопштейн,— Перевяжите!

Он отвернулся и, пока доктор перебинтовывал Квачи, стоял у ок­на, беспечно барабаня пальцами по стеклу и глядя на облачное небо. Затем обернулся и с металлом в голосе начал:

— Теперь к делу. Я буду краток, резок и прям. Хватит играть в прятки. Нам это не к лицу, мы давно не дети. Сразу же сообщу, что закрытие всех трех ваших дел поручено мне.

— И дело о доме тоже?

— Да, и дело о поджоге дома тоже. Начнем сначала. Первое: вы сбежали из Одессы, не взяв расчета, и увезли тысячу рублей казенных денег... Терпение, сударь, терпение!.. Мы не знаем ни Чикинджиладзе, ни Хавлабряна. Мы знаем только вас и имеем дело с вами. Вто­рое: вы обманули десятки клиентов... Кого? Вот список — читайте. Вме­сто вас им вернули деньги мы, то есть страховая компания: всего две тысячи шестьсот семьдесят пять рублей. Третье: ваш дом был зало­жен в минувшем году в банке за тысячу четыреста рублей. Банк оце­нил его в две тысячи, вы же застраховали на десять тысяч. Кутаисский страховой агент, способствовавший этому, в наших руках. Ваш дя­дюшка или дедушка — вот этот старик Хуху Чичия тоже не уйдет от ответа... Я сказал, потерпите. Не спешите и не горячтесь. Теперь чет­вертое и главное: я по профессии врач, при этом давний, опытный инспектор, и обмануть меня невозможно. Со всяким сталкивался, ви­дел тысячи увечий, но ваш случай редкий. Прямо скажем — из ряда вон!.. Будьте добры, объясните, как вы умудрились так упасть, что лодыжка у вас повреждена с внутренней стороны, а рука с внешней? Удивительно! Прямо-таки непонятно! Дальше: какая причина того, что ваши конечности так истаяли? Непосвященному может показаться, что они и впрямь сохнут... Причины столь необычной сухорукости надлежащим порядком будут установлены в больнице. Завтра же вам придется перебраться туда... Не волнуйтесь, при вас круглосуточно будут две сиделки... Ах, вам не нравится такая перспектива? Но вы же знаете, что мы облечены такими правами... Все равно не хотите?.. Поднимите скандал, привлечете внимание газет?.. Это ваше право! Ес­ли вам не жаль ни собственного имени, ни этого старика, ни кутаис­ского страхового агента... В таком случае наше пребывание здесь из­лишне и мы уходим, — Хопштейн встал со стула.