Михаил Джавахишвили - Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— Наливай ишо!

Еще два стакана. И опять ничего!..

"Столько яду стадо буйволов свалило бы"...— волнуется Квачи и косится на Феликса.

— Я... Я сейчас вернусь... Сейчас... — лепечет тот и выбегает из комнаты.

Этажом выше Пуришкевич, великий князь Дмитрий, капитан Су­хотин и доктор Лазоверт ждут конца. Все четверо бледны и взволно­ванны. Феликс вбегает в комнату и кричит истерически:

— Не могу!.. Не могу!..

— В чем дело?.. Что там у вас?

— Яд не берет его... Съел с десяток пирожных, выпил бутылку вина и хоть бы что!

— Не может быть,— бормочет доктор Лазоверт.

— Феликс! Возвращайтесь и скажите князю Квачантирадзе, что теперь его черед. А это положите в карман...

Феликс положил револьвер в карман и сбежал вниз.

— Князь, ваш черед...

Прекрасно! Квачи выполнит свой долг...

Он обернулся к Распутину.

— Святой отец! Учитель! Мои женщины скромны и стыдливы, не станут кутить с нами. Мы с Феликсом уйдем... А баня тут недалеко... Если понадобится, только кликните... — и оба вышли.

К Гришке, скромно потупясь, вошли женщины, все ангельски хо­роши собой. Сбиваясь и смущаясь, завели беседу. Гришка распалился, сел на любимого конька; бия себя кулаком в грудь, стал кричать:

— Я — святой!.. Ко мне не пристает грязь. Я не знаю похоти! Хошь, докажу!.. Показать? Айдате со мной! — и повел их в натоплен­ную баню.— Хошь на меня ложись, хучь сбоку подваливай... Во, види­те? По мне ничего не заметно... Валяетесь подле меня, что чурки... Ни­чего не чувствую... И кровь не закипает, и сердце молчит, и... Убеди­лись? А вот теперь, теперь святой дух меня покинул, теперь я опять мужик... Теперь, давай... зачнем!

Перепуганные женщины выскочили из бани и заложили на крюк дубовую дверь.

Озверевший бугаина с разгона налетел на нее — раз, другой, тре­тий; после четвертого удара дубовая дверь слетела с петель и голый

Гришка с ревом вырвался из клубящейся бани. Он бежал, согнувшись чуть не вдвое. Сшибая двери, ворвался в одну из комнат.

Феликс Юсупов встал у него на пути и трижды выстрелил из ре­вольвера. Гришка застонал и рухнул.

"Убит!" — решили все. И сошлись в соседней комнате, обговорить, как быть дальше.

Погодя Квачи вернулся, присмотрелся к лежащему на полу Гриш­ке: наклонился, взял за руку. Вдруг рука убитого вывернулась и же­лезным обручем обхватила Квачи.

— На помощь! — завопил он, пытаясь вырваться.

Распутин отпустил его, приподнялся и выбежал в коридор. Заговор­щики бросились следом. В руках у Феликса и Квачи сверкнуло ору­жие.

Григорий уже был в саду.

Квачи, как голодный тигр, шел по следу. За ним бежал смертель­но бледный Юсупов.

Наступал рассвет. Дорожка сада едва проступала из тьмы. Старец исчез. За спиной Квачи послышался слабый стон: Феликс, хватая ру­ками воздух, повалился на землю.

Со стороны дворца спешил Пуришкевич.

— Помогите ему! Это обморок...— Пуришкевич забрал у Феликса револьвер и бросился следом за Квачи: — Где он?.. В какую сторону побежал?

Тень пересекла заснеженную дорожку.

— Уходит!.. Быстрее!..

Квачи прицелился, выстрелил.

— И ты, Аполончик! — простонал Гришка.

В два прыжка Квачи подлетел к нему и выстрелил в упор. Распу­тин опустился на колени, повалился в снег. Потом опять приподнялся и полз на четвереньках.

— Перевешаю...— хрипел он — Сволочи!..

— Стреляйте еще! — подбежавший Пуришкевич едва переводил дух.— Стреляйте, скорее!..

Загремели выстрелы и десяток пуль изрешетили тело старца.

Гришка зубами хватался за жизнь: корчился, дергался и что-то хрипел. Он сумел было еще раз привстать на одно колено. Но тут по­доспел собравшийся с силами Феликс и обрушил на голову умираю­щего бронзовый канделябр. Он размозжил Гришке голову и вымарал­ся в крови. Квачи и Пуришкевич с трудом оторвали обезумевшего Феликса от трупа.

— Довольно, князь! Хватит!.. Он мертв. Пойдемте. В такую стынь недолго и простудиться.

— Пустите! Дайте ударить еще! — кричал князь и рвался к не­движному телу. Затем вдруг умолк и обмяк: — Надо сбросить эту па­даль в Неву!

На Распутина набросили тулуп, натянули галоши, втиснули в ав­томобиль. Усадили на заднее сидение: с одной стороны его подпер Квачи, с другой — Лазоверт.

— Гони! — кричит Квачи капитану Сухотину.— Быстрей!

Несется по мертвому городу фантастический автомобиль и мчит коченеющую опору самодержавия. В лицо свистит ледяной ветер. Квачи ежится, все ниже наклоняет голову. Застрявшая за спинкой си­дения рука Гришки вдруг срывается от тряски и падает ему на шею. Квачи пытается поднять эту руку, но она словно одеревенела. А сам Гришка кренится в его сторону, наваливается и страшно хрипит. Ква­чи судорожно пытается выбраться из-под него, но не может — тело слишком тяжело.

— Помогите... Задушил...

Шофер не слышит. Автомобиль несется, как ветер.

На Крестовском острове остановились неподалеку от Малого мо­ста и сбросили труп в прорубь.

На краю проруби осталась Гришкина галоша.

На третий день труп Гришки обнаружили. Весть об этом облетела Россию. Петербург бурлил.

Пуришкевич, Лазоверт и Сухотин благоразумно подались на фронт; великого князя Дмитрия отправили туда же; князя Юсупова выслали в его имение.

Квачи прятался у Силибистро.

Телом Гришки завладела царица. Велела перенести его в Чесму и поручила заботам знакомой Распутина — монахини Акилины. Его жена и дочери пожелали проститься с убиенным, но по приказанию царицы к нему никого не подпускали.

Акилина обмыла тело, смазала раны благовониями, упокоила во гробе, на грудь возложила большой крест, а в руку вложила письмена, начертанные рукой царицы.

"Мой дорогой Великомученик! Удостой меня благословения Сво­его, дабы было оно порукой на тернистом пути, что предстоит пройти мне в этом мире, и помяни меня на небесах.

Александра".

На другой день, в то самое время, когда Россия славила героев, в чесменской часовенке, у гроба разбухшего от невской воды Гришки стояли государыня и ее подруга — статс-дама Вырубова и всем серд­цем оплакивали святого старца — свою надежду, опору, друга и спа­сителя страны.

Обессилев от слез и молитв, они взяли окровавленные одежды и унесли. Тот хитон, словно святыню и защиту семьи, царица преврати­ла в икону для поклонения.

Между тем, Квачи скрывался на Елагинском острове.

— Нет худа без добра, — улыбался довольный Силибистро, — не случись это дело, я бы еще десять лет тебя не увидел.

— Сынок, Квачи,— говорила Пупи.— Очень уж ты важный сде­лался, прямо не дотянуться... Что тебе до какого-то Распутина, на кой он сдался? Теперь все за тобой гоняются, хотят поймать.

Поймать Квачи? Ну уж нет! Дудки!..

Бесо каждый день приносил новости и свежие газеты.

— Весь город толкует об убийстве Распутина,— говорил он.— И газеты пишут. Имена заговорщиков названы, но о тебе ни слова,