Михаил Джавахишвили - Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— Да... Но где... где же ваши эскадроны?

— Будь у меня три эскадрона, я взял бы в плен не вас, а весь ваш корпус...

— Ай, шайтан! — вскричал турецкий офицер и схватился за голо­ву.— Шайтан, капитан!..

Тут из-за леска показалась бегущая под гору расхристанная толпа солдат.

— Обошли!! — вопили они — Отрезали!! Спасайтесь!!

Из толпы, пошатываясь, выступил незнакомый генерал с перебин­тованной головой и обратился к Квачи:

— Капитан, выручайте! На Демир-Тепе турки. Штаб перебит. Уце­лел я один. Если мы не вернем высоту, армия окажется в мешке. Вся надежда на вас. Вспомните родину, капитан, вспомните государя и ваш долг!..— и раненый генерал рухнул в пыль, на землю.

Что произошло в ту минуту с Квачи? Кто преобразил его столь неожиданно? Этого никто никогда не узнал.

— Стойте!! Стойте, вам говорят! Трусы! — закричал он и напра­вил своего коня против обезумевшей отары.

— Нас обошли! Спасайтесь!..

— Стойте, я сказал, не то...— он уставил дуло револьвера в грудь солдату, бежавшему во главе толпы.

Случилось нечто непостижимое: прежний Квачи исчез и на свет явился другой — решительный и мужественный, как Леонид Фермо­пильский, как Александр Македонский, как Ираклий Кахетинский, или же Наполеон Аркольский. Вместо лукавого и робкого сердечка в его груди забилось львиное сердце, словно сам князь тьмы вытес­нил из него суетную душонку. Рослый Квачи вырос чуть не на целую пядь и, испепеляя огненными очами перепуганную отару, оглушил ее громом голоса:

— Сто-я-ать!! Все — сюда!!

Обезумевшие от страха солдаты продолжали бежать. Квачи пришпорил коня, орлом облетел поле и семью выстрелами уложил се­мерых. Затем выпрямился в седле, окинул взором оторопевшее воин­ство и бросил громокипящие слова:

— Братья! Судьба армии в ваших руках! Путь отрезан. Мы все сгнием в плену и от стыда никогда не поднимем глаз. Братья! Товари­щи по оружию! Царь и отечество смотрят на вас и ждут подвига! Ис­полните свой долг! Среди нас нет трусов. Кто изменит и побежит, раз­делит судьбу этих ничтожеств, которых я убил собственной рукой. Я поведу вас, а уж вы не отставайте! Исполним наш долг, братья!

— Веди нас! — прогремело в ответ из тысяч глоток.— Веди!

— Унтер-офицеры — вперед! Произвожу вас в офицеры! Стройте солдат повзводно и разворачивайтесь кругом!.. За мной!..— и Квачи неторопливым шагом пошел в гору.— Смело! Дружно! В ногу!

Лади Чикинджиладзе возглавил левый фланг, Габо Чхубишвили — правый. За ними двигалась колышущаяся, колючая н несгибаемая сте­на штыков.

— Стройнее, братцы! Смелей!

На высоте заволновались, раздались одиночные выстрелы, за ни­ми залпы. Железную цепь осыпало градом пуль. Но ни один солдат не остановился, не отстал и не выстрелил в ответ.

Марш в полном молчании вызвал у турок панику; кровь стыла в жилах, бледные аскеры шептали:

— Шайтан гели ер! Алла иль Алла! — и дрожащими руками па­лили в воздух.

Квачи, высокий и стройный, не сгибаясь, вел стальную колышу­щуюся стену, изредка оглядываясь и взмахивая саблей:

— Дружней, братцы! Не отставать!

Железная стена молча подступила к горе, вползла на нее и обру­шилась на турок.

— Бей! Руби! Коли! — кричит Квачи, охваченный общим безуми­ем и мечется в гуще битвы. Его сабля сверкает, как молния, его очи извергают огонь.

Бои был короткий и жестокий. Сражались мечами, штыками, кин­жалами, прикладами, руками, зубами.

— Аскам! Сдаемся! — слышатся испуганные голоса аскеров.

— Наша взяла! — гремит Квачи. — Ура! Победа!!

Сказ о ссоре в верхах

Бледный, разъяренный Сухомлинов кричит с пеной на губах:

— Что это такое, князь?! В надежде на ваши снаряды мы начали большое сражение. А снаряды оказались не того калибра. Сражение проиграно. Потери неисчислимые. Теперь мы отступаем, отбиваясь ду­бинками н прикладами. Я вас спрашиваю, что все это значит?!

— Не знаю. Я не разбираюсь в артиллерии,— спокойно отвечает Квачи и поигрывает Георгиевским крестом на груди.

— Тут пахнет изменой, князь! Я вас арестую! Расстреляю!

Квачи вытянулся, надменно откинул голову.

— Осторожней, генерал!

Между Квачи и генералом встрял Гришка, успокаивая обоих.

Квачи погрозил пальцем перед носом генерала:

— Не будь вы министром нашего государя, я бы силой впихнул вам в глотку эти слова. Когда вас уволят, советую не попадаться мне на глаза! — ив гневе хлопнул дверью.

Однако дело осложнилось.

Военный прокурор вызвал Квачи на допрос.

Что такое? Князь Квачантирадзе передал секретные документы немцам? В Стокгольме? Что за бред! Дичь какая-то! В Стокгольме Ква­чи никого не видел и ни с кем не встречался. Ха-ха-ха! Смешно, да и только! Что? Пусть Квачи не отшучивается и не смеется?.. Да нет, не Квачи, а господин прокурор изволит шутить. С такими документами на руках вам не удастся погубить Квачи!

Прокурор составил протокол допроса:

— При столь серьезных обвинениях мы сажаем подозреваемого в тюрьму. Но вы, из уважения к отцу Григорию, покамест остаетесь на воле. Подпишите обязательство о невыезде.

Квачи подписал, вышел. Бросился к Гришке.

— Святой учитель, похоже, они не шутят... Помогите, не то ка­ши враги сначала изведут меня, а потом примутся за вас,

Гришка захныкал:

— Слушай, Аполончик! Ты мой названный брат. Я делал все, что ты просил... Но времечко переменилось. Нет уж у Гришки прежней силы. Одолевают вороги. У всей страны на устах твое имя — винят тебя в поражениях. Кто прав, кто виноват — выяснит суд. Сколько мог, я тебе помогал. Пока не добудут новых документов, тебя не тро­нут. Отойди от дел, затихни, уйди в тень — вот мой совет...

Квачи и впрямь засел дома. На всякий случай "Доброго самари­тянина" и разнообразную недвижимость продал Гинцу, а вырученную наличность припрятал у Силибистро.

Несколько газет проехалось по его адресу, не слишком вежливо упомянув удачливого князя. Квачи послал в "свои" газеты отповеди клеветникам, три газеты их напечатали — с сокращениями, остальные отказали.

В новостях, принесенных биржевыми агентами, тоже не было ни­чего утешительного.

— Дела идут неважно,— коротко суммировал Бесо.

— Смывайся,— посоветовал Чикинджиладзе.

— Э, нет, дела еще не так плохи,— ответил Квачи и решил еще разок испытать судьбу: объехал знакомых министров и вельмож.

Всюду ответ был короткий:

— Не изволят быть дома.

Или:

— Больны.

Или того хуже:

— Заняты.

Гришка повторил то же, что и в последний раз:

— Больше я ничего не могу...

Все отступились, все закрыли перед ним двери и умыли руки.

— Смывайся,— опять посоветовал Лади. Его поддержал и Бесо.

— Ни за что! — отрезал Квачи.— Скоро увидим, кто к кому пой­дет на поклон...

Но когда на другой день вбежавший в его кабинет Чипунтирадзе испуганно выдохнул: