Эдуард Еласов - Зайди ко мне, когда уснёшь (СИ)

-- Я не буду пить.

Глава 9. Шахматы с неизвестной фигурой.

Последующая неделя протекала в полном одиночестве. Лёня приходил в себя. Было трудно, но оно того стоило. Наступало настоящее выздоровление. Потихоньку возвращался аппетит. Бессонница, не сразу, но сменилась глубоким и спокойным сном. Даже кожа на теле, высохшая и растрескавшаяся, начала облетать белым пеплом, меняясь на новую, чистую и бархатную. Наконец, избавившись от страданий, хотелось жить, как никогда.

В квартире Леонид так же пытался поддерживать порядок. Увидев на полу любую соринку, не ленился нагнуться за ней. Вечерами перед сном, словно одержимый чистотой, тщательно мыл полы и придирчиво проверял полки, на наличие пыли. Иногда, когда казалось, что уже прибирать было нечего, он садился на диван и, просидев пару минут, вскакивал, чтоб переставить книги в шкафу или поправить шторы на окне. Всегда находилось что-нибудь, за что цеплялся его дотошный взгляд, заставляя браться за дело с удвоенной силой. Единственное, что он не трогал -- это букетик засохших полевых цветов, так и оставшийся стоять в стакане, с той самой ночи, когда в первый раз пришла Хельга. Ему всё время казалось, что она может вернуться в любой момент, и критично оценить его скромное жилище. Более того, он ждал её и знал, что рано или поздно их встреча состоится снова.

Иногда, роясь в своих карманах, Лёня натыкался на листок бумаги от Палыча. Написанный адрес и номер телефона уже сильно поблёкли и вскоре грозили исчезнуть вовсе. Он вспоминал о Палыче и последнем разговоре.

Однажды Лёня решился. Взял телефон и набрал номер с листка. После продолжительных гудков на том конце ответил мужской бас.

-- Здравствуйте! Артур Борисович? -- Леонид не знал, с чего начать диалог.

-- Да. Здравствуйте, -- отозвался механический голос, отпугивая своим равнодушием.

-- Мне Ваш номер дал Глеб Палыч...

-- А-а-а, Глеб Палыч?! Да, да, внимательно слушаю, -- интонация мужчины моментально преобразилась. -- Это Леонид?

-- Да. -- Лёня с облегчением вздохнул, Палыч не забыл про него и сдержал слово, сообщив кому надо.

-- Я в курсе Вашей проблемы. Но, прежде чем общаться с Вами, мне необходимо знать одну важную вещь.

-- Какую?

-- Вы считаете себя алкоголиком?

Вопрос, поставленный прямо и несколько жёстко, ввёл Леонида в недоумение. Зачем же вот так, спрашивать человека при первом знакомстве?

-- Я жду ответа... -- настойчиво произнёс Артур Борисович. Лёня открыл рот, подыскивая какие-то более мягкие формулировки и объяснения, но потом вдруг неожиданно для себя признался:

-- Да, я алкоголик.

-- Отлично! -- почему-то победно воскликнул голос. -- У Вас есть мой адрес? Приходите завтра в двенадцать часов. Я запишу.

-- Да, обязательно приду.

-- Тогда до завтра. Всего хорошего! -- сказала трубка и запищала короткими гудками.

"Видимо, Глеб Палыч был не последним человеком, раз солидные люди согласны потратить своё время на встречу по его просьбе", -- подумал Леонид и направился к шкафу. Надо было найти самую солидную одежду, которая только могла найтись в таком месте, как его квартира.

Утро следующего дня выдалось необычайно солнечным и тёплым. Зазвонивший на подоконнике телефон, находящийся вне досягаемости вытянутой руки, заставил Лёню встать и ответить на звонок. Это была мама.

-- С днём рождения, сынок! -- её радостный голос известил о том, что он забыл про один из самых важных дней в своей жизни. Как же он мог запамятовать, что сегодня четвёртое июня?! День, который он обожал с детства. День, отмеченный особенным ощущением того, что не доступно любому другому дню в году.

-- Желаю, чтоб ты всегда был здоровый, счастливый. Твои цели приносили радость и благополучие, -- продолжала мама, и кажется, она сама была счастлива не меньше сына.

-- Спасибо, мам! Я даже как-то и забыл про него. Хорошо, что позвонила!

-- Приходи сегодня в гости, я приготовлю что-нибудь вкусненькое.

-- Приду. Схожу по делам и приду, -- не согласиться на предложение мамы было невозможно.

Лёня положил трубку и улыбнулся. Неплохое начало дня. Пожалуй, настроение этого утра было лучшим за последний год.

"Раз так получилось, что сегодня мой день рождения, всё складывается для того, чтобы начать жизнь заново", -- подумал он.

Добравшись до душа, он долго стоял под струями воды, словно пытаясь смыть остатки никчёмной жизни. Завтрак состоял из привычного распаренного "бич-пакета", какая-никакая еда. Сверившись по часам, собрался и отправился на троллейбусную остановку. Второй маршрут троллейбуса, кажется, оставался в памяти Леонида единственным и неизменным видом общественного транспорта, на котором можно было пересечь почти весь город, растянутый на многие километры.

Вот и сейчас, расплатившись с кондуктором, Леонид скорее занял любимое место в конце салона и, как в детстве, отключился от всего постороннего в созерцании окружающего мира. Город в своём лучшем обличье радовал глаз. Ухоженные клумбы, помытые накануне дороги и чистые тротуары. Однако память настойчиво доставала картинки из бреда и накладывала их на реальность.

Леонид всё время задерживал взгляд на лицах встречных прохожих, особенно мужчин, среди которых, возможно, ожидал увидеть вдруг возникшие черты Вили или Кили. Ну, в самом деле, откуда им тут взяться? Вскоре он бросил это занятие и сосредоточился на мыслях о предстоящей встрече. Чем мог пособить всемогущий Артур Борисович, вопрос, однако пренебрегать его помощью было бы непростительно.

Вот троллейбус перевалил через северную дамбу и очутился в Мотовилихинском районе. У цирка повернул направо и остановился. Это была его остановка. Он вышел и огляделся. Пришлось уточнять адрес у первой встречной женщины, которая взмахом руки указала на маячившее неподалёку здание. Это строение оригинальной архитектурной формы, которую Леонид больше не встречал нигде, как только здесь. В простонародье именуемое как "обрубыш", оно выгодно заняло господствующую высоту над всем историческим центром Перми. Как памятник экспериментального зодчества перестроечных лет, эта "пирамида" бросала вызов всем самым смелым фантазиям любого строителя той эпохи. Пир свободомыслия, креативного мышления и безобразия, если не сказать -- архитектурного хулиганства. Её силуэт нарочито бросался в глаза въезжающих со стороны камского моста, как бы вопрошая всем своим видом "Какова, а?"