Эдуард Еласов - Зайди ко мне, когда уснёшь (СИ)

Кусты раздвинулись. Оттуда вывалился Цохан.

-- Ты чего раскричался? Иди к себе домой, там и кричи! -- настала очередь возмутиться крысу.

-- Вот уж не знал, что нельзя кричать в дурдоме. Самое подходящее название для этого места, -- парировал Леонид.

-- Между прочим, этот дурдом царит в твоей голове. В головах человечества, а точнее, прямых потомков мартышек. Вы его сами создаёте таким кривым, а после ещё возмущаетесь, -- крыс, кажется, был недалёк от истины.

-- Ладно, Цохан, извини. Я погорячился. Мне действительно надо вернуться назад, если я не сделаю этого, могут пострадать множество людей, -- Леонид попытался пойти на мировую. Тот вроде был не против и сменил тон:

-- Хорошо. Но только ты меня больше не называй "глюком". Обзываются, как хотят, совсем никакого уважения.

-- По рукам! -- с готовностью согласился человек, и они ударили ладонями, закрепив сей союз.

-- Пошли, я выведу тебя отсюда. Тут недалеко, -- Цохан, всё ещё хмурясь, засеменил впереди, показывая дорогу.

-- Между прочим, в нашем мире есть место, где вашего брата чествуют как богов, -- Лёня решил немного растопить сердце сурового проводника. И это ему, кажется, удалось, крыс сбросил скорость и с любопытством взглянул на человека.

-- Как это?

-- А вот так! Храм отгрохали высоченный. Любая крыса или мышь, как бог. Люди приносят им вкусности, фрукты, печенья, молоко...

-- Молоко!?

-- Да, каждый день! Все крысы едят от пуза. А главное, что люди молятся на них, и, не приведи Господи, им обидеть хоть одного серого брата, даже случайно.

Цохан вовсе остановился и внимательно посмотрел в глаза Лёне, не шутит ли он. Тот не шутил:

-- Там люди верят в вас, как в богов.

-- Бывают, значит, хорошие люди! -- восхищению грызуна не было предела. -- Очень похоже на сказку. А эти крысы-боги, они какие-то особенные?

-- Нет, простые грызуны, и за это их любят.

-- М-м-м, -- мечтательно протянул Цохан -- вот бы одним глазом взглянуть на это место.

Они подошли к зданию с колоннами, сплошь обвитому плющом. Из-за его ядовито-зелёных стеблей едва угадывались черты некогда благородного строения. Впрочем, Лёня легко узнал в нём один из архитектурных символов города. Конечно, не такой нарядный, каким он его помнил, запущенный и заросший, с выступающими трещинами на обветшалом фасаде, но всё же узнаваемый. Цохан завёл попутчика в зелёные заросли, расчищая дорогу. Лианы сопротивлялись, словно живые, и не хотели пропускать незваных гостей. Чем сильнее их пытались убрать, тем ожесточённее они опутывали пришельцев. С одним, особо упрямым стеблем, крыс боролся более всех, и в конце концов, не вытерпев, впился в него зубами. Кто сказал, что растения не кричат? Взвизгнув, как драная кошка, представитель флоры посторонился наглых агрессоров, освобождая проход к высоченным дверям. Старые и обшарпанные, они, тем не менее, выглядели массивно и надёжно загораживали вход.

-- Всё, дальше мне нельзя, -- Цохан остановился подле и прислонил ухо к замочной скважине. Там было тихо. -- Дальше иди один. Как зайдёшь, ступай по коридору и никуда не сворачивай. Твой выход будет прямо. Но не вздумай заворачивать в другие комнаты. Всё понял?

Лёня кивнул в ответ. Тогда Цохан толкнул створку дверей и отошёл в сторону. Она со скрипом поддалась, открывая за собой лишь длинный коридор, тонущий во мраке. Леонид осторожно подвинулся к проёму, собираясь туда ступить, как крыс окликнул его:

-- Послушай, а как называется то место в вашем мире, где находится крысиный рай?

-- Индия. Тёплая, вечнозелёная и загадочная страна. Пошли со мной, от нас можно добраться туда.

-- О, нет, мне к вам нельзя, -- потух Цохан, но потом хитрые огоньки снова забегали в его глазах. -- Надо что-то придумать, чтоб попасть в эту Индию.

-- Ты тоже ищешь счастье?

­-- Все ищут.

-- Почему оно всегда далеко, за морями и горами. Неужели рядом не найти? -- поинтересовался Лёня.

-- Нет его рядом, -- грустно вздохнул крыс и пнул ногой зубастый цветок, вздумавший подползти поближе, -- убегает оно. Но я его обязательно поймаю!

-- Ну, тогда до скорого... -- улыбнулся Лёня, махнул рукой и ступил в темноту коридора

-- Прощай, Леонид! -- донеслось в ответ.

Двери за ним захлопнулись, и он оказался в кромешной темноте. Как тут можно было ориентироваться, оставалось загадкой, и Лёня двинулся вперёд на ощупь, ведя рукой по стене. Под ногами то и дело попадался какой-то хлам, который доводилось осторожно обходить. Глаза постепенно привыкали к мраку, и вот стали различимы кое-какие черты окружающего пространства.

Это был длиннющий коридор с высоким потолком. По обеим сторонам проступали контуры дверей, видимо, ведущих в соседние помещения. Когда Лёня двигался мимо, из-за стен доносились разные звуки. За одними это были мужские голоса, горячо спорившие о чём-то. За другими детский смех и топот маленьких ножек. Всё это походило на коммунальную квартиру. Леонида даже подмывало постучаться в одну из комнат, чтобы пообщаться и, может быть, спросить дорогу, словно у добрых соседей. В конце концов, просто хотелось взглянуть на обитателей этого дома, хотя бы краешком глаза. Однако, вспоминая напутственный указ Цохана, он не решился на своеволие и каждый раз следовал дальше.

Там, впереди, стали проступать очертания последней двери, замыкающей весь коридор. Кажется, это о ней говорил крыс. Леонид ещё какое-то время постоял в нерешительности, оборачиваясь назад, потом глубоко вздохнул и потянул ручку. Ослепительный свет ударил в глаза, отчего всё закружилось, он потерял ориентацию в пространстве, растопырил руки, пытаясь ухватиться за что-нибудь, лишь бы не упасть. Кажется, неудачно. Всё тело содрогнулось от удара, налившись ноющей болью. Свет перевернулся и сжался в маленькой лампе, нависшей над головой.

Глава 23. Когда уснёшь

Леонид обнаружил себя лежащим на казённой кровати, застеленной всё тем же застиранным и выцветшим бельём. Большая больничная палата, с десятком выставленных в ряд коек, занятых разновозрастными пациентами мужского пола. Небритые, непричёсанные, в мятых пижамах, кто бесцельно бродил, кто лежал, уткнувшись в газету, а кто мирно дремал. Сонное царство скучающих людей, собравшихся здесь не по своей воле, а по болезни...

"Опять больничный номер, с видом на белый потолок. Сколько же мне ещё скитаться по казённым учреждениям?" -- грустно вздохнул Леонид и тут же невольно схватился за грудь. Внутри отозвалась боль, жгучая и колючая, будто он влил в себя крутой кипяток.

Лёня переждал приступ жжения и повернулся на бок. Рядом лежал заросший бородой мужик, в очках, с газеткой. Он заметил очнувшегося соседа по койке, отложил чтение и приветствовал его кивком головы:

-- Ну, как ты? Уже легче?