Дмитрий Мачальский - Рыжик (СИ)

- Людмила! - словно вскрик раненой птицы заткнул фонтан её энтузиазма, но следователь тут же спохватился, унял эмоции и продолжил, доходчиво выделяя слова: - Подпишите. Пожалуйста. И можете быть СВО-БО-ДНЫ!

Люда обиделась. Серьёзно обиделась. Она сердито подмахнула бумагу, бросила её на стол и вскочила.

- Про-о-опуск! - прозвучало сзади с надеждой.

Она вернулась, выдрала из протянутой руки бумажку и выскочила за дверь. За спиной раздался какой-то звук - не то громкий вздох облегчения, не то тихие рыдания счастья.

"И что теперь делать? Кого доставать? Юльку?.. Юльку жалко!" - мрачно подумала Люда, выходя из Управления госбезопасности. - "Ну, нет чтоб подержать ещё дня три! Может хоть тогда бы..."

- Людмила Затынко? - прозвучал рядом голос, так что она даже вздрогнула от неожиданности. Перед нею оказался чёрный автомобиль, вокруг неё - некие люди в штатском, и все были настроены решительно, не оставляя шанса на выбор. - Вам придётся проехать с нами, - безапелляционно закончил один из них.

"Ребята! Как же мне вас не хватало!" - с чувством подумала Люда.

- Пройдёмте! - деловито ответила она и, нахально отпихнув одного "штатского", с энтузиазмом полезла в машину. - Ну, шо встали? Едем, нет?

На лицах ребят отразилось лёгкое замешательство, но они быстро справились и взялись исполнять свои обязанности. Наивные! Они не знали, что всё только начинается. На них уже готовы были обрушиться три отработанные версии... не считая вариаций... не считая того, что по ходу стрелит в голову... не считая требований личного характера, как то: защиты, политического убежища, психиатра, наконец, про которого они должны и сами скоро догадаться.

Но, к великому огорчению Люды, догадались они слишком скоро - и психиатра вызывать не стали - уже на следующий день, едва не пинком, высадили её из машины прямо перед общагой и рванули куда подальше, даже не попрощавшись. Обидно, да?! Люда с тоской посмотрела им вслед, потом с ещё большей тоской - на подъезд общежития... потом решительно развернулась и пошла на работу. Видеть сейчас бессловесную (теперь уж совсем бессловесную) тварь Аполлинария было тоскливо до волчьего воя. А на работе хоть люди... которых почти не жалко.

Люде думала, что прогуляться пешком - хорошая идея, но оказалось, что она напрасно так думала, и теперь буквально на ходу теряла твёрдость духа, которую так тщательно утрамбовывала под девизом "надо жить дальше". В голове на разные лады крутилась одна и та же мысль: "Вот, оказывается, как оно бывает - не достали бомбами, просочились душами".

Город изменился. На первый взгляд, это были те же улицы, те же дома, деревья, люди, спешащие по своим делам. Но чем дольше она в них вглядывалась, тем больше осознавала, что ничего прежнего вокруг уже нет. Вроде привычно оживляли фасады знакомые вывески "Гастроном", "Промтовары", "Книги"... но все магазины были закрыты либо на "переучёт", либо на замок без объяснения причин. Взгляд всё так же цеплялся за витрины киосков "Торгпресса", но вместо "Известий" и "Работницы", находил там лишь корявый политический "самиздат" отечественного производства... в странном сочетании с иноземным эротическим глянцем. Заборы и стены на каждом углу "радовали" глаз рукописной агитацией, содержание которой непременно должно было заинтересовать милицию... но не интересовало, ввиду полнейшего отсутствия таковой на улицах. Присутствующие же на улицах граждане, что должны были, по идее, воодушевиться "свободой слова", энтузиазма ничуточки не проявляли, а только стыдливо отводили взгляд и торопились пройти мимо. Люда обратила внимание, что за всё время не видела ни одной даже самой завалящей улыбки - одни хмурые озабоченные лица. Вроде бы жителей можно было понять - поводов для радости было мало. Но ведь даже в подвале под обстрелом найдётся место хотя бы сочувствию! Здесь же всем было безразлично. Настолько безразлично, что казалось, упади кто посреди тротуара, остальные переступят и обойдут, поспешив оставить за спиной заботу о ближнем.

Их страна проиграла борьбу за выживание, и каждый теперь выживал по собственному разумению. Государство ещё присутствовало, но налаженная жизнь уже стремительно разваливалась. Одни правители паковали чемоданы, другие - примеряли "корону", а граждане, предоставленные сами себе, ощущали себя котятами, брошенными в собачью стаю. Прошлое потеряло значение, а будущее не сулило ничего хорошего, и теперь - решай сам, бежать ли, спасаясь с тонущего корабля или выгребать на его останках пока построят новый.

Город стал совершенно иным. Весь мир вокруг стал иным. И это было странно, потому что Люда отчётливо помнила, как билось в её груди сердце Того Мира. За него - за это живое сердце - она сражалась в ночном небе с Чёрной Волной. И победила! Но прошло три дня и, без всяких ракет и бомб, предстал пред нею совершенно чужой город и чужой мир - будто жуткий искорёженный Чёрный Лес из памятной ей "страшной сказки". В той "сказке" она не смогла сдержать тьму... И в следующей... Неужели всё повторилось?! Неужели Миклуха была права, когда говорила, что их мир погибнет вместе с нею? Неужели и вправду, несмотря на все усилия, дух этого мира исчез? Но как это возможно?! Люда в отчаянье оглянулась на безучастных прохожих: "Это же был ваш мир! Как вы могли?!" Но те проходили мимо, и даже не поднимали друг на друга глаз, словно чувствуя за собой вину... Впрочем, не все.

Неожиданно, навстречу "вырулила" толпа молодых людей, явно не страдавших от перемен, а наоборот весьма бодрых и целеустремлённых - вероятно тех самых, что писали на заборах. Они нагло пёрли против движения, заставляя шарахаться не только встречных людей, но и автомобили. Их лица выражали "бронебойную" решимость, а сжатые кулаки время от времени дружно вскидывались над головами под громкое, но неразборчивое "Ой, ой, ого-гой!". И что-то подсказывало, что это был отнюдь не призыв к защите Родины до последней капли крови. Впрочем, и этот призыв был уже не актуален, а новые лозунги - на первый взгляд такие правильные - просто пугали. Причём, не столько своей революционностью, сколько одиозными фигурами их глашатаев. Вот и сейчас, демонстранты выглядели так, будто угрожали людям "светлым будущим" и запугивали неминуемым "благосостоянием". Народ это чувствовал и весьма поспешно старался обойти новопатриотскую тусовку.

Люда, следуя примеру добропорядочных граждан, тоже благоразумно решила не связываться. Но перед тем, как окончательно свалить в сторону, какой-то чёрт - не иначе! - дёрнул её рассмотреть демонстрантов повнимательней. И конечно, в первых рядах гудящей от "патриотского" ража толпы обнаружилось знакомое лицо. Оно торчало над головами, как тыква на огуречной грядке, и если бы не рост, Люда, пожалуй, не узнала бы в этом благородном лике - каждой бровёй своей выражавшем стремление вести народ к процветанию и цивилизации - наглую харю бывшего жлоба-мажора, который если и мог кого-нибудь вести, то только свою банду на очередное дело.